- Блять, какого! - Она дернулась в сторону молодого мага в инстинктивном порыве закрыть его собой, но расстояние между ними было слишком велико, настолько, что даже выброшенное заклинание сработало позже, чем тонкое лезвие кинжала скользнуло между четвертым и пятым ребром, проткнув собой сердце, не оставляя ни единого шанса на выживание.
- Хартингтон! - крик Василисы заполнил собой помещение, оставшись звенеть в воздухе и расходясь волнами эха, словно круги на воде, еще несколько долгих секунд.
Чертова суккубша, чтоб ее. Кто ж мог предположить такую отчаянную подлость и столь глупую смерть... причем, обоих... Женщина, пригвожденная выпущенным ранее заклинанием, лежала на полу, поглядывая на Василису исподлобья, скаля зубы, словно была животным. Стеклова скривила рот и развоплотила Темную, убившую одного из оперативников Ночного Дозора при помощи, прости Сумрак, холодного оружия, без лишних сантиментов и раздумий. Суккубша растворилась в Сумраке, оставляя за собой фиолетовый шлейф остаточной энергии и пронзительный крик. Подбежавший со спины Игорь, едва не сбил Василису с ног, затем, осмотрев ее беглым взглядом и убедившись, что она цела, произнес:
- Что произошло?
Василиса оставила его вопрос без ответа. Вместо этого она опустилась на бетонный пол, тяжело вздохнула и вытащила пачку сигарет из кармана джинсовой куртки. Пачка была пуста.

- Да, мать твою, вы что, издеваетесь, - смятая упаковка полетела в угол, где уже лежал мусор, оставленный кем-то до нее, - что, что, - ответила она, наконец, Игорю, принимая из его рук протянутую сигарету и прикуривая от огня зажигалки, которой маг чиркнул спустя мгновение, - ни Хартингтона, блять, ни суккуба.
Она поймала себя на мысли, что не до конца уверена в том, чья смерть раздосадовала ее больше. А затем отметила, что обе эти смерти, даже смерть ее собственного подчиненного, человека, который был в составе ее оперативной группы, который, пусть и раздражал ее, но все-таки был "ее" человеком, не огорчила ее, а именно раздосадовала. Как-то это было неправильно. Не по-Светлому, что ли. Когда она вдруг стала такой жестокосердной? Василиса сделала глубокую затяжку, закрыла глаза и провела ладонью по лбу. Как же она, черт возьми, устала.

С тех самых пор, как произошло сражение Ковена с Дозорами в Москве, она ни разу еще нормально не выспалась. Более того, она ни разу еще нормально не заснула. Сама, без алкоголя или лекарств. Черт возьми, да в последний раз она принимала лекарства смертных в далеких сороковых, когда война только началась и эти гребанные лекарства еще были. Кто мог подумать, что они снова пригодятся ей, спустя столько лет, здесь и сейчас. А подумать следовало, если не об этом, то хотя бы о том, что Хартингтон был не намного смышленее ее Толика, оставшегося, слава Сумраку, в Москве и не принимавшего участия в сражении, но гораздо менее удачливым. И Хартингтон так же, как и Манылин, никогда никого не слушал, а, если говорить точнее, слушал, но не слышал, и бежал впереди паровоза, сломя голову, не думая о последствиях, потому что считал себя, сука, бессмертным. И это она, она, а не аналитики, готовившие расклад перед этим простым, казалось бы заданием, должна была предположить подобный вариант развития событий. Кстати, об аналитиках...

- Ты помнишь, линии вероятностей, которые нам предоставили сегодня перед выходом? - прищурившись, она посмотрела на Игоря снизу вверх сквозь сигаретный дым.
- Ну.
- Там было что-то о возможных летальных исходах? - Игорь задумался на пару мгновений, а потом мотнул головой.
- Про травмы было, про ранения...
- Ну да, я так и поняла.
Она докурила и отправила окурок по крутой дуге в тот же угол, куда не так давно выкинула пустую пачку. Что ж, на сегодня их работа здесь была закончена. Провалена и закончена. Пора было возвращаться в здание Ночного Дозора и пообщаться с кем-нибудь из этих умников из аналитического.
- Останься здесь, пока... - она посмотрела на бездыханное тело Хартингтона, на кровь, растекшуюся лужей по его рубашке и бетонному полу, и подумала, что выглядит все это совсем не поэтично... никаких тебе распускающихся красных бутонов на белом полотне плоти, ни чего-либо подобного...
Просто труп, просто кровь, просто глупая смерть на какой-то вонючей заброшенной стройке... как бы он ее ни раздражал, а такой судьбы она ему точно не желала.
- Я понял, - Игорь привлек ее к себе, положив ладонь на затылок, и поцеловал в лоб, - я со всем разберусь.
- Спасибо, - она выдохнула и махнула рукой в сторону выхода, - пойду отчитываться.
И отчитывать.

***

Василиса доложила начальству вкратце о произошедшем, пообещав написать позднее подробный отчет. Довольных лиц в кабинете не было, оно и понятно, мало того, что один из оперативников погиб, так еще и суккуб, который потенциально мог обладать полезной информацией, развоплощен, а ценные сведения не добыты. Да уж, ночка не задалась, что тут скажешь... Василиса много и не говорила, выложила все, как было, да и была отправлена отдыхать, потому что поделать с этим все равно уже нихрена было нельзя.
Отдыхать не хотелось. Потому что она прекрасно знала, что не получится. Вместо того, чтобы отправиться домой, которым теперь была съемная квартира в Нью-Йорке, Василиса отправилась на этаж аналитиков и пошла прямо к их Главе. Может, это у них подход к работе такой, в общем и целом, который подразумевает, что необязательно предупреждать о вероятности гибели кого бы то ни было на предстоящем задании, может, это они так оперативников в этом дерьмовом городе не любят... пусть хоть расскажут. Постучав в дверь, она услышала голос Тристана Бэнкса и вошла в кабинет.

- Угу, - издала она непереводимый звук, когда села на стул напротив мужчины и, сцепив руки в замок, положила их на столешницу, - тут вот какое дело, - начала она, тщательно подбирая слова, чтобы не произнести нечто вроде "Вы все тут совсем охуели?", - у меня тут вот аналитический отчет для моей группы по сегодняшнему заданию. И вот я смотрю в него, смотрю, и ничего не вижу о том, что один из моих ребят сегодня умрет. На задании. От рук суккуба. Суккуба, - она проглотила слово "Блять", потому что пока еще была в состоянии контролировать себя и свою речь, - и я понимаю, что все мы смертны, а, что хуже всего, смертны внезапно, но, блять, Тристан, ну неужели этого было не видно при просмотре? - а вот теперь была уже не в состоянии, - Ну почему нельзя было предупредить? Ну это же не утка, внезапно влетевшая в раскрытое окно лимузина на скорости сто двадцать километров в час. Такое вот реально сложно предположить, разглядеть или чем твои аналитики там занимаются, но смерть... просто объясни мне, что все это такое.

Она провожает Тристана уставшим взглядом, пока он встает из-за стола, подходит к двери, закрывает ее, а затем тянется под стол и водворяет на него стаканы и бутылку виски. Ну, что ж, по крайней мере, он не собрался ее придушить. Или, как там предпочитают убивать аналитики? Сварить мозги вкрутую? Василиса потянулась за стаканом, которым до того наполнил Бэнкс, взяла его в ладонь, но отпивать не торопилась. В последнее время она часто решала свои проблемы при помощи алкоголя, хотя прекрасно понимала, что решением это назвать трудно. Но так она хотя бы могла спать. Хотя эти провалы в беспамятство можно было назвать сном почти с тем же успехом, что и алкоголизм выходом из сложившейся ситуации. Впрочем, этот разговор, вероятно, иначе ей не пережить. А потому Василиса, откинувшись на спинку стула, сделала большой глоток напитка, а затем еще пару, опустошая стакан вполовину - сейчас не время смаковать вкус и наслаждаться ароматом. Хорошо, что в момент, когда Тристан произносил свои слова, она не пила. Иначе подавилась бы, а так, всего лишь, пришлось побороться с желанием разбить ему лицо этим же стаканом. Какого черта он тут себе надумал?! Все аналитики такие циники? Она вспоминала Юру, которого сама же и привела в Ночной Дозор Москвы еще тридцать лет назад. У Юры была трудная жизнь и он прошел специфическую школу выживания, но даже он не рассуждал подобным образом.

- Ты сейчас... - она едва не спросила Заместителя Главы Ночного Дозора Нью-Йорка по аналитической части не угорает ли он над ней, но вовремя прикусила себе язык, замолчав на пару мгновений, чтобы подобрать более подходящее выражение, - ты прикалываешься надо мной? - ну, она хотя бы попыталась, не получилось, что уж тут сделаешь.
Василиса припомнила день, когда из-за Хартингтона едва не погибла Зоя. Мало того, что ей тогда едва удалось сдержать Николая от убийства, так в придачу она еще и лишилась толкового оперативника на целый месяц. И это, если отбросить личные эмоциональные привязанности, которые она испытывала к этой девушке, к которой относилась так, будто та была ей младшей сестрой. Она сама его едва не прибила, но сдержалась и вместо этого хорошенько отчитала, хотя то, что она сделала это не за дверями их кабинета, а прямо посреди коридора, было, конечно, не слишком профессионально. Но ей в тот момент было плевать. И да, она, возможно, не могла припомнить собственные слова дословно, но вполне вероятно, что и ляпнула нечто подобное. Может быть, и пожелала ему провалиться сквозь землю вместо службы в Дозоре... но это же, черт возьми, не означало, что необходимо воспринимать ее слова буквально.

- Черт возьми, Тристан! Он был оперативником в моей группе, что значит, какое мне дело?! Да, он был болваном, да, он меня бесил, да, он, - кажется, было что-то о том, что о мертвых либо хорошо, либо правду, и, вроде как, все, что она говорила, правдой и было, но все равно стало как-то неуютно - ругать того, кто уже никогда не сможет ответить тебе или исправить собственные ошибки, было как-то неправильно, - да, служба в Оперативном отделе ему не подходила. Не понимаю, как его вообще взяли на это место. Кто был его наставником? Когда я читала его личное дело, все выглядело вполне стандартно, ничего о том, что он такой... проблемный, - Василиса допила свой виски и хлопнула стаканом о столешницу чуть громче, чем собиралась изначально, но извиняться не стала, - но об этом я буду говорить не с тобой, - она подняла ладонь, останавливая скорее себя, чем его, ведь он так до сих пор ничего и не сказал, - а с Бишопом, - она не стала скрывать  неприязни, упоминая своего собственного начальника, хотя и не добавила ничего предосудительного в свою речь, кроме презрительной интонации, - ты мне лучше поясни за работу твоих аналитиков. Я ничуть не умаляю своей собственной вины в произошедшем, но, поправь меня, если я не права, разве предоставлять нам полный аналитический отчет с указаниями к действию не ваша работа? Почему в отчете ни слова не было сказано о возможном летальном исходе? Я допустила, что могла позабыть об этом, но, перепроверив, поняла, что ни хрена я не забывала, Тристан, так какого, прости Сумрак, хрена?

— Зачем мне над тобой прикалываться?
Тристан смеется, допивает свой алкоголь и передает ей бутылку. Василиса сидит в недоумении. Почему то, что так возмущает ее, смерть сотрудника Дозора, на минуточку, не вызывает никаких серьезных эмоций в Бэнксе? Почему он посмеивается, почему считает это уместным, почему... у нее было так много вопросов и она просто не знала, какой из них задать первым. И потому вопрос: "Какого хрена здесь вообще происходит?" висел на кончике языка, не озвучиваемый лишь потому, что она едва не задыхалась от возмущения, сидя по ту сторону стола от Главы аналитического отдела.
"Зачем мне над тобой прикалываться?" Действительно, зачем... зачем, если, на самом деле, я серьезен, как никогда. Он знал. Он обо всем знал. И не счел нужным поправить своего сотрудника, не сообщил ей, как Главе оперативной группы, что один из ее подчиненных имеет все шансы сегодня сдохнуть. Не посчитал важным такую незначительную деталь? Проигнорировал? Не сказал специально? Василисе хотелось врезать ему. Хорошенько врезать, она сжала пальцы вокруг бутылки, костяшки ее пальцев побелели, кости хрустнули. Она поднесла алкоголь ко рту и выпила едва ли не треть плескавшегося внутри виски залпом. Иногда огонь можно затушить только другим огнем.

- Уже пробовала, никому не понравилось, - огрызнулась она, припоминая времена своей вынужденной стажировки в аналитическом отделе, которая едва не свела с ума и ее, и несчастных аналитиков, которым пришлось ее терпеть, - это-то меня и беспокоит, - произнесла она, так и не выпустив бутылку из рук, - ты проверяешь расчеты, значит, ты видел анализ, подготовленный твоим аналитиком. И что, ты не заметил, что он упустил вероятность летального исхода? Не думаю, а, значит, вы скрыли эту информацию. Намеренно. И я спрашиваю об этом, Тристан. Какого хрена? Так вы работаете в Нью-Йорке? Подставляете друг друга? Я не понимаю, объясни мне, - она действительно не понимала.
Ни того, почему взаимодействие между отделами выстраивалось именно таким образом, ни того, почему Тристан, нормальный, казалось бы, мужик, считал подобное приемлемым. Она предполагала, что ему нечасто приходилось сообщать семья его сотрудников о том, что те погибли, выполняя свою работу. Что ему не приходилось смотреть в глаза родителям, супругам, детям, поначалу не понимающим, что именно им говорят. Не приходилось видеть, как меняются выражения лиц, когда осознание все-таки доходит до них, как глаза наполняются слезами, как подкашиваются колени и с губ слетает горестный крик. Почти что звериный крик, так кричат не от физической боли, но от душевной. И нет звука хуже. Это звук скорби, которую не сдержать.

- С какой. Целью. Это. Было. Сделано, - повторила она едва ли не по слогам, четко отделяя одно слово от другого, - ты хочешь мне сказать, что его смерть была даже не случайностью и не просчетом, а спланированной операцией по устранению неугодного элемента? Я не ошиблась, Тристан? - Нет, она не ошиблась, так что она вновь подносит бутылку к губам и выпивает половину того, что в ней осталось - алкоголь ее не берет, не сейчас, когда в ней плещется столько ярости и магии, готовой выплеснуться в любой момент из-за того, что ее хозяйка едва сдерживается от злости и возмущения, - и что, никто не счел важным сообщить об этом мне? Он был моим сотрудником, моим подчиненным, моим человеком, Тристан, ты знаешь, что такое "свои люди"? Это те, за кого ты несешь ответственность, за чьи жизни отвечаешь. Знаешь, что это такое, черт возьми? - Понимание того, что Бишоп тоже знал об этом и ничего ей не сказал, приходит внезапно, обрушиваясь обухом, бьющим ее по голове, выбивающим дух и воздух из легких, - чертов ублюдок, - рычит она зло, вставая со стула, - он знал! Бишоп в курсе этого и тоже молчал! - Она сжимает ладони в кулаки и начинает ходить от стены к стене, словно зверь, загнанный в клетку, - нет, Тристан, в Москве не так! - Как бы там ни было, как именно она ни ушла из московского Дозора, таких подстав у них не бывало - подобные вещи обсуждались прямо, и принимались лицом к лицу, никто не избавлялся от людей по причине их "бесполезности", у каждого была своя роль, - вы отправили его на убой. Вы его убили, понимаешь? И почему, потому что решили, что от него не будет никакой пользы? Да, от семидесяти процентов человечества нет никакой пользы, предлагаешь их тоже убить? Почему ты считаешь, что волен принимать такие решения? Кто ты, Тристан, - она остановилась напротив, тяжело дыша, глядя мужчине прямо в глаза, - ты Бог? - Она, человек, воспитанный Советским союзом, не верила в Бога, но считала, что есть решения, которые не в праве принимать ни простые смертные, ни даже Иные, - может, он не хотел умирать? Может, хотел просто жить, как все? Почему вы не дали ему такой возможности? Почему решили, что смерть, пусть даже и славная, лучше, чем самая простая жизнь? Это чудовищно, Тристан, это неправильно.