Четырнадцать лет назад, узнав, что беременна, Сесилия ощутила всепоглощающий ужас, как если бы только в это мгновение она поняла, что совершила ужасный грех, когда состояла в отношениях со священником. Но был ли это один лишь ее грех? Нет. Этот грех был их общим. И тогда она бросилась к отцу нерожденого сына с тем, чтобы получить через него прощение от Господа. Но вместо этого она получила лишь насмешки и обвинения. Дочь благородного семейства, уважаемого отца, старшая дочь своих родителей, которую со дня на день можно было удачно выдать замуж, оказалась опорочена внебрачной связью и внебрачным ребенком. Обвинить священника? Вздор. Сесилия отлично понимала, что никто ей не поверит. Слово распутной девки против слова божьего человека. Ха! Божьего в этом человеке было еще меньше, чем в самом отпетом еретике. Но как бы там ни было, когда он высказал все, что считал нужным, девушка вдруг поняла, что ей больше не страшно. Что самое страшное с нею уже случилось. Что назад пути нет. И что боль, которую она теперь испытывала, пройдет, а они с ребенком останутся и ей нужно делать что-то, чтобы их жизнь не стала жизнью уличных воришек, или настоящей распутной девки с ребенком, который таким только мешает.

Потом был разговор с отцом, хлесткая и обидная, но не смертельная пощечина, дни, проведенные в запертой комнате, разговор с матерью и бесконечные молитвы. Казалось, что Бог оставил ее, он никогда не сможет ее простить. Но тайна крылась в том, что Бог никогда на нее и не сердился. И это Сесилия поняла, когда, вместо того, чтобы выгнать ее на улицу, отец снарядил карету к своей дальней родне. С собой он дал ей немного золота, письмо и позволил забрать вещи. Это все. Они прощались навсегда. Сесилия понимала. И она без слез, истерик и просьб простить ее, села в карету, потому что понимала, что за сама навлекла на себя последствия этой ситуации. Отец сказал, что ей следует быть благодарной. И Сесилия была с этим согласна. Она с уважением и почтением поцеловала руку родителя, тепло попрощалась с матерью и сестрами и отправилась туда, где вообще никогда не бывала. Она отправилась в Уэльс.

Легенда была проста, как ясный день. Племянница пожилого лорда вышла замуж, понесла в брачную ночь, но супруг ее вскоре скончался от лихорадки. О бедняжке оказалось некому позаботиться, а алчные родственники супруга забрали у хрупкой девушки все имущество, титул и права на него претендовать. Нечистых на руку родственников не называли, фамилию выдумали чуть ли не случайную и Сесилия с тех пор уже успела привыкнуть к короткому и звучному «Бэнкс». В Уэльс, в имение дяди Сесилия приехала уже буквально на сносях, опасаясь косых и осуждающих взглядов, но к ее удивлению, ничего такого не последовало. Дядя прочитал письмо, плюнул на землю, что-то бормоча о том, что брат забыл, что такое семейные узы, велел племяннице оставить золото для себя и проводил ее в ее комнату. Не так уж и плохо началось их знакомство. Ничем не хуже оно было и с дочерьми дяди и его сыновьями, которые хоть и смотрели на бедную родственницу с некоторым высокомерием, не обидели ее ни при знакомстве, ни позднее. Признаться, они вообще старались ее игнорировать. И это устраивало обе стороны.

С тех пор никакого больше страха не было. Сесилия поняла, что весь кошмар остался позади и хотя она все еще чуралась священником, да и отношения с церковью у нее как-то больше не складывались, отношения с Богом – вполне себе. В семье все были истовыми католиками, что при правлении Марии I, прозванной кровавой, было немудрено, но Сесилия вскоре втайне приняла протестантство, чем, как оказалось в недалеком будущем, проявила немыслимую мудрость, ведь уже в ноябре 1558 Мария умерла, а трон приняла протестантка Елизавета. Эту тайну они хранили на пару с дядей, который, может быть, был и не рад тому, что у него появилась еще одна «дочь», но вскоре нашел с ней общий язык, ведь она была хорошо образована, с ней было, о чем поговорить, она не чуралась работы и не слонялась по дому без дела. На ее содержание время от времени приходили кое-какие средства и добросердечность дяди в купе с этими средствами давали Сесилии сравнительно твердое положение, которым она успешно пользовалась, воспитывая своего сына.

Мальчик появился на свет в сентябре, не доставив матери никаких тревог и не навредив ее здоровью. Сесилия очень скоро восстановилась после родов, а наличие кормилицы сильно облегчило ее положение матери. Вообще-то она понятия не имела, что приличествовало делать с детьми, особенно такими маленькими, но Тристан рос так скоро, что Сесилии грех было жаловаться. И она не жаловалась. Никогда. Потому что Тристан, должный стать ее проклятием, стал благословением и смыслом жизни. Да, он был плодом греха, но об этом женщина очень скоро позабыла, погрузившись в заботы о ребенке и испытывая к нему вполне искреннюю и глубокую любовь. В том числе и потому что если задуматься, у нее никого, кроме него и не было.

Тревоги за Тристана сопровождали Сесиль на протяжении всей ее жизни. Но как поделилась с нею одна из троюродных кузин, это свойственно всем матерям в любом возрасте. Екатерина потеряла своего ребенка, когда тот был младенцем, затем последовало два выкидыша, а следом она родила здорового сына лишь благодаря отварам трав, которые собрала Сесилия, обученная этому матерью. Никакой магии, никакого ведовства, лишь немного лекарского искусства, но Екатерина почитала кузину едва ли не за святую и даже ее муж посматривал на бедную родственницу с благодарностью. И прекрасно, ведь именно он взялся обучать Тристана владеть мечом, когда ему исполнилось десять и, кажется, мальчик даже смог достичь в этом определенных успехов.

Но сегодня Сесилию беспокоили вовсе не занятия сына верховой ездой, или владению мечом, или письменностью, или чтением. Ее беспокоило то, что Тристан все чаще желал остаться наедине, убегал из дома и не возвращался до самого позднего вечера. Дядя говорил, что это свойственно мальчишкам его возраста, ведь в них кипела кровь и с ними заигрывал сам Дьявол, а стало быть, ожидать от них иного, было глупо. Сесилия почтительно кивала головой, но за сына все равно волновалась, пока варила очередной свой отвар, на этот раз, чтобы очистить грудь супруги дяди, которая кашляла уже третий месяц.

Тристан возвращается так же неожиданно, как и ушел. Сердце Сесилии все это время было не на месте, но увидев сына, она тепло ему улыбается, бросает последний лист полыни в воду и подходит ближе с тем, чтобы обнять юношу, потрепать его по волосам и поцеловать в лоб. Она бы поцеловала в макушку, но он так вымахал, что женщина попросту не доставала.

- Я все понимаю, родной, - тихо говорит женщина, хотя на самом деле в груди свербело «нет, не понимаю». Сесилия чувствовала, что упускает сына, не может с ним справиться, возможно, не знает, о какой-то его беде и это ее тревожило. Тем не менее, она не желала давить, опасаясь еще больше отпугнуть Тристана, - Ты голоден? – интересуется женщина, потому как вернулся сын позднее семейного ужина и покормить его теперь можно было лишь приготовив что-нибудь самой, если только не угощать Тристана постной лепешкой и овощным бульоном.

- С тобой все хорошо, Тристан? – интересуется женщина, ласково погладив юношу по щеке, - Ты не болен, никто не причинил тебе вреда? – нет, здесь их никто, привычно, не обижал, дядя и кузены были добры даже больше, чем должны были и Сесилия была благодарна. К тому же, с тех пор, как она стала время от времени продавать свои отвары, у нее стали появляться деньги, часть из которых она отдавала своему покровителю в лице хозяина этого дома, что облегчало его финансовые нужды и не заставляло считать племянницу и ее отпрыска камнем на шее.

- Я недавно поговорила с учителем словесности, который некоторое время преподавал в Оксфордском Университете, думаю, что смогу оплачивать у него уроки для тебя, - да, это будет совсем не просто и почти все вокруг скажут, что это безумие – так заботиться об образовании бастарда, у которого не было будущего, но Сесилии было наплевать, кто и что думает. Да, ее сын не был титулованным высокомерным мерзавцем, но он заслуживал самого лучшего. И она готова была на все, чтобы это лучшее ему дать.

[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]

Если бы Сесилия сказала, что она не замечает ничего странного в своем сыне, она бы непременно солгала самой себе, Богу и своему исповеднику, который, тем не менее, весьма тепло относился к женщине и ее сыну, а потому, никогда бы не выдал никаких тайн леди Бэнкс. Увы, католические священники, орудовавшие в этой местности еще со времен ныне покойной королев Марии, были совершенно иного взгляда на все происходящее и Сесилия прекрасно знала, что им лучше не быть осведомленными о некоторых особенностях Тристана, как то случайное предсказание погоды, или не менее случайное угадывание того, что будет у них сегодня на ужин. Это было сначала мелко и незначительно, но позже куда более явно и примечательно. Замечала это не только Сесилия, но в доме привычным было об этом помалкивать, во-первых, потому что Тристан считался проблемой нерадивой родственницы, а во-вторых, влезешь в такое дело, схлопочешь обвинение в святотатстве и лучшее, что грозит – церковный штраф. А денег, как известно, в этой семье и без того было не так много, как хотелось бы. Разумеется, они не бедствовали и даже могли позволить себе довольно многое, но все же богатство дяди не было сравнимо с богатством отца, который предпочитал высылать достаточно лишь на содержание дочери, полагая содержание внука задачей не то, что не приоритетной, вообще незначительной в контексте его происхождения. Так или иначе, с вопросом о причине поведения, или некоторых особенностей сына Сесилии, никто не лез и признаться, женщина была за это благодарна. Хватало и того, что она сама день и ночь думала о его будущем и страшилась этого будущего, потому что оно вовсе не обещало быть простым.

Вот и теперь Сесилия тревожится, но все-таки выдавливает из себя неуверенную улыбку, а затем целует сына в висок и наливает ему суп, следом доставая самую теплую и свежую из лепешек, желая, чтобы даже столь непритязательный ужин был вкусным и сытным для сына, который весь день где-то пропадал. Мальчишки? Да, пожалуй, да. Дядя не уставал приводить в примеры «заслуги» своего старшего, который прежде, чем стать приличным человеком, чуть не свел всю семью с ума своими выходками. Тристан в этом смысле ребенком, хотя что там, молодым мужчиной был совсем беспроблемным, мать он особенно не тревожил и неприятностей никому не доставлял, хотя и слыл странным, время от времени. В этом смысле его родословная даже шла ему на пользу. Бастард, да еще и безотцовщина, что с него взять? Но Сесилии было все равно. Он мог быть плодом греха тысячу раз, она могла ошибиться, отдавшись священнику и не подумав о своем будущем, любила сына женщина ничуть не меньше, чем матери любят законных детей, а глядя на жен своих братьев, возможно, намного больше, хотя бы потому что ей приходилось все время за него бороться, а такая борьба укрепляет связь и ценность людей в твоей жизни, даже если ты сам не хочешь. Но Сесилия хотела. Тристан был самым дорогим, что у нее осталось после отъезда из дома отца.

- Об этом не тревожься, родной, - она ласково улыбается, погладив сына по спине, стоило ему сесть за свой ужин, - Я смогу все оплатить, а уроки с таким человеком сделают тебя образованнее твоих кузенов-непосед, - она по-доброму смеется, потому как отлично относится к своей родне и вовсе не хочет никого обидеть, но знает, что они в самом деле непоседы и на уроки верховой езды и владения мечом ходят куда более охотно, чем заниматься с преподавателем по французскому языку. Девочек же французскому и вовсе учила Сесилия, потому что их отцы не желали тратиться, а дядя упрямо считал, что женщина тоже должна быть мало-мальски образованной.

Женщина пока молчит о том, что к Сесилии, неожиданно для всех, посватался барон из соседнего графства. Когда-то она трижды ездила к нему с тем, чтобы помочь принять роды у его жены и выхаживала ее каждый раз, как и ее младенцев, они довольно радушно беседовали и барон, как и его супруга, тепло относились к Сесилии, называя ее сестрой и утверждая, что всегда рады будут видеть ее в своем доме. Увы, на четвертые роды Бэнкс не успела, барон приехал за нею лично, но слишком поздно, младенец был принят повитухой, но вскоре скончался, а супруга барона уже уходила, потеряв слишком много крови. Тогда-то она и схватила Сесилию за руку, требуя дать клятву, что она позаботится о ее детях и муже и никому не даст их в обиду. Женщина была растеряна, но не могла отказать умирающей. А месяц назад от барона пришло письмо к дяде с предложением заключить брак не с одной из его дочерей, а с племянницей, которая по всем аспектам не могла считаться хорошей партией. Она не только считалась вдовой, но еще и старой, в довесок у нее был собственный сын и это усложняло ситуацию. Но сам мужчина клялся леди Бэнкс в том, что воспитает ее сына, как собственного, а в ответ будет ожидать, что она окажется добра к его детям. Он оставил ей щедрый свадебный дар, полагая, что она может не возвращать его, даже если отклонит предложение. Этого дара было достаточно, чтобы оплатить занятия для Тристана на год, а дальше она сможет подкопить деньги, или… Что ж, да. Сесилия всерьез рассматривала возможность стать женой этого благородного господина. Не в последнюю очередь, потому что это будет полезно для ее сына.

Женщина работала до самой поздней ночи, а потому и поднялась, когда сына уже не было дома. По словам прислуги он отправился кататься верхом и Сесилия лишь задумчиво кивнула, полагая, что сыну это пойдет на пользу. Сама она взяла вчерашние отвары, разлила их по склянкам и запечатала пробками, обмакнутыми в горячий воск. Перевязав и веревкой и положив по сверткам, женщина отправила посыльного до адресатов, которые нередко были очень и очень щедры.

Сесилия занималась с одной из дочерей своего старшего кузена французским языком, когда в дом вбежала служанка с жуткими криками, - Там… Там… - она указывала пальцем на улицу и Бэнкс поднялась на ноги, зная, что там ее сын, - Тристан упал с лошади! – наконец, разродилась девушка и Сесилия, подобрав подолы платья, бросилась на улицу, едва не сбивая по дороге всех, кого встретит. Она оказывается рядом с сыном очень быстро, но к этому времени его все равно успевают облепить местные зеваки, коих Сесилия разгоняет взмахами руки. Тристан лежит на земле и тело его колотит, а изо рта идет пена. Женщина уже знает от лекаря еще из их дома, что такое падучая, но она и предположить не может, что нечто подобное могло поразить ее сына. Бэнкс судорожно вспоминает, что нужно делать и поворачивает голову сына на бок, а затем берет его за ледяные руки, зная, что лучшее, что ей следует сейчас предпринять – обождать, пока приступ закончится. Она не позволяет никому приблизиться к ним, а когда тело Тристана, наконец, перестает Трястись, прикладывается ухом к его груди, убеждаясь, что он дышит, пусть сердце и колотилось, как загнанное.

- Его надо унести в дом, - говорит подошедший Ричард – средний из кузенов, готовый помочь, но Сесилия мотает головой, - Принеси воды и бинты, нужно привести его в чувство, чтобы понять, насколько серьезно было падение, - тихо просит женщина и кузен кивает головой, тотчас же удаляясь. Бэнкс похлопывает сына по щекам совсем легонько, желая, чтобы он скорее очнулся, - Давай же, Тристан, просыпайся, прошу.

[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]

Сесилии отчаянно страшно, но вида она не подает. Наконец, Ричард возвращается с местным лекарем и тот осматривает Тристана, пребывающего без сознания с тем, чтобы вскоре констатировать, что перенести юношу все-таки можно, хотя и следует соблюдать предельную осторожность. Так они и поступают. Заносят его в дом и Сесилия бежит к дяде с тем, чтобы сообщить о случившемся и попросить о помощи. Хотя, в действительности, помощь от него ожидается всего одна – сказать, за каким еще лекарем можно послать, чтобы он вынес свое суждении о состоянии Тристана. А ведь сын уже некоторое время был не в порядке и не заметить за ним этого мог только слепой. Или плохая мать, коей Сесилия, несмотря на все свои грехи, все-таки не являлась, стараясь заботиться о сыне изо всех своих сил. Быть может, она и не подходила под описание безупречной леди-матери, но она делала для Тристана так много, как только позволяли ее силы и ситуации и не намеревалась оставлять его в болезни, если таковая была.

Юношу поднимают в его комнату и аккуратно укладывают на кровать. Лекарь оставляет твердые рекомендации в отношении Тристана и несколько отваров. Сесилия благодарно кивает, вкладывая в руки мужчины оплату, и садится на стул рядом с кроватью юноши, явно не намереваясь покидать его ни на единое мгновение до тех самых пор, пока он не придет в себя и не поправится. Лекарь сказал, что жизни юноши ничего не угрожает, падучая поражает разных людей, разных статусов и возрастов и тут ничего не поделаешь, хотя отвары трав и должны были облегчить его состояние, насколько подобное вообще было возможно в его ситуации. С лошади он упал удачно, не переломав себе руки, ноги, голову и шею, что, в общем-то, уже большое везение, а стало быть, сейчас нужно только присматривать за юношей и не давать ему чрезмерных нагрузок, равно как и чрезмерных поводов нервничать. Об этом Сесилия могла и собиралась позаботиться, что бы там ни считали другие родственники.

Считать они могли совершенно разное. Никто откровенно плохо не относился здесь к Тристану. Никто не склонен был причинять ему вреда, или обижать его. Он был таким же ребенком, как и все, без возможности унаследовать хоть какой-нибудь титул, но не лишенный доброго слова родни, их периодического одобрения и совсем уж редкой поддержки. Но все-таки время было такое, что никто не видел в мальчике перспективы, ведь он был бастардом и даже при всех связях семьи вряд ли удостоился бы внимания двора, или какого-нибудь высокого лорда, который мог бы позволить ему подняться. Для него, в сущности, существовало всего два варианта: карьера священника, или карьера военного и решать предстояло совсем уже скоро, но пока Сесилия предпочитала, чтобы он не только обучался этикету и как правильно махать мечом, но и гуманитарным наукам, причем на таком уровне, каким она сама не владела и каким не считали нужным владеть в этом доме, полагая, что учитель словесности из Оксфорда для бастарда – совсем уж безумие. Сесилии было все равно. Как-то раз одна из жен ее братье спросила женщину, к чему она так старается ради незаконнорожденного ребенка без какой-либо перспективы и это, пожалуй, было худшее для Сесилии оскорбление. Но родственница спросила вовсе не со зла. Они ведь все здесь считали, что если бы Тристана не было, жизнь женщины не была бы погублена и с ее знаниями, внешностью, родословной и манерами ее бы запросто взял замуж, быть может, даже какой-нибудь граф. Сама Сесилия считала себя довольно счастливой женщиной, она была довольна сыном и она хотела создать для него будущее, даже если его у мальчика не было по праву его рождения. Ее ничуть не смущало то, что ему придется прокладывать себе дорогу самому. У него все должно было получиться. А она лишь создавала для него фундамент, с которым проще будет возвыситься, несмотря на свое происхождение и свой текущий статус.

Сесилия молится за сына горячо и истово, но очень тихо, не желая разбудить его раньше, чем ему следует прийти в себя. Все знали, что сон обладает целебной составляющей, а Тристану нужно было скорее поправляться. Его ждали уроки фехтования, верховой езды и словесности. Его ждало великое будущее. Никакие раны и никакие падения этого не изменят. Женщина сидит с закрытыми глазами, а потому она не сразу замечает, что сын пришел в себя, но, наконец, слышит его голос и благодарит господа за то, что Тристану стало лучше.

- Нет-нет, - шепчет она, удерживая сына от того, чтобы он торопился вставать с кровати. Это ни к чему, ему следовало отдыхать и пить настои, которые принес с собой лекарь, - Ты ни в чем не виноват, совершенно ни в чем. Тебе не за что просить прощения, - она гладит юношу по волосам, качая головой и не зная, почему эти мысли пришли ему в голову. Не знает она и о том, откуда сыну известно о Грейстоке, ведь встречались они далеко от дома, а все письма передавали ей в руки. Разве что, дядя рассказал? Он был в курсе всего происходящего и настоятельно советовал племяннице подумать, обещая не давать ответа за нее и без ее согласия. Неужели он рассказал Тристану? Но зачем? Женщина хмурится всего мгновение, а затем снова качает головой, - Никогда. Я никогда тебя не брошу, не оставлю и не уеду, слышишь меня, Тристан? – женщина перебирает темные волосы сына, глядя ему в глаза и видя, что он все еще не до конца пришел в себя, - Я уже сказала ему, что стану его женой, только если он готов принять тебя, как своего сына. У него у самого два сына и дочь, всех троих приняла я, а старшему мальчику вообще стала восприемницей. Он твоего возраста, вы сможете подружиться… Но я никогда тебя не оставлю. Ни за что. Запомни это раз и навсегда, - Сесилия хотела обсудить это с сыном намного позднее, прежде чем давать какие-либо обещания Томасу. И тем более, не считала необходимым обсуждать это сейчас, но Тристан не должен был думать и тревожиться о том, что она может его оставить.

- Да, я сейчас принесу, - она поднимается со стула, но тотчас же ощущает хватку сына на своей руке. Женщина терпеливо выслушивает его вопросы, пусть каждый из них и рвет ей сердце на куски. На глазах против воли возникают слезы, но Сесилия все-таки на мгновение отлучается, приказывая первой попавшейся служанке принести кувшин с водой. После этого она возвращается к Тристану, прикладывает руку к его лбу, убеждаясь, что жара нет, хотя судя по всему, он все еще чувствовал себя весьма дурно. Ничего, лекарь ведь предупреждал об этом. Сейчас он выпьет отвар, поспит, а после женщина накормит его бульоном и ему полегчает. Непременно.

- У тебя случился приступ довольно распространенной болезни и ты упал с лошади. Ты не умираешь, ничего страшного не произошло, - она не убеждает его и не просто верит в то, о чем говорит, а знает, что так оно и есть. Ее сын в порядке, или будет в порядке совсем скоро. Он поправится. Падучая уже давно перестала быть болезнью, которую считали приговором, или проклятием Господа, - Ты поправишься, совсем скоро. Ты так плохо чувствуешь себя из-за падения. Тебе нужно отдыхать и поправляться, - говорит Сесилия ласково, держа Тристана за руку и сжимая ледяные пальцы.

- Что за вздор, сын? – она хмурится и качает головой, - Ты вовсе не проклят. Если кто-то и проклят, то это твой отец, - потому что себя женщина проклятой не считала совершенно точно, - Нет твоей вины в том, что ты родился не в законном браке. И Бог не может винить тебя за это. Я точно знаю. Ты – его дитя и как и я, он очень тебя любит. А болезни – лишь испытание нашей силы, веры и воли к жизни, Тристан. Они вовсе не наказание господне. И что бы ни случилось, я помогу тебе, я поддержу тебя и всегда буду рядом, не тревожься об этом, - слова Сесилии ласковые, мягкие и очень уверенные. Она не собиралась терять веру ни в себя, ни в своего сына и она знает, что он справится со всем. Они оба справятся.

- Кто сказал тебе про барона Грейстока? – интересуется мягко женщина, давая понять, что она ничуть не сердится. Да и с чего бы? Это все равно вскоре перестало бы быть тайной, - Если я выйду за него, мы с тобой сможем уехать отсюда и жить в его имении, ты сможешь учиться и в будущем стать священником, - чего Сесилия ни в коем случае бы не желала, - Или пойти на военную службу. Он станет твоим отчимом и клянется, что будет тебе отцом, если ты позволишь. Грейсток – хороший человек, но я не выйду за него, если ты будешь против, или не пожелаешь поехать со мной.

[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]

- Тристан Артур Бэнкс, - строго произносит Сесилия, наклоняясь и глядя сыну прямо в глаза, - В моей жизни ты никогда не сможешь быть ничему преградой. Ты – мой сын, Господь даровал тебя мне и ты стал самым большим моим благословением. Может быть, я осознала это не сразу, но сейчас уверена совершенно точно. А потому, никаких иных вариантов я не рассматриваю. Либо барон принимает тебя, как своего сына, либо я ни за что не выйду за него замуж, так и знай, - она говорит это уверенно и в словах женщины нет даже намека на ложь. Она любила сына, она старалась быть хорошей матерью, она защищала его от всего зла внешнего мира так долго и собиралась продолжить это делать, что бы ни случилось. Нет, даже речи не могло быть о том, чтобы уехать, оставив Тристана здесь одного. По меркам времени он считался уже взрослым, но по меркам самой Сесилии, ничего подобного даже близко. Он был ее сыном, ее горячо любимым ребенком и он не мог остаться один в таком возрасте, тем более, наедине со сложностями и страхами, что его одолевали.

Да, как праведную христианку и женщину, которая ничего не знала о магии, Сесилию вполне искренне пугало то, что сын ей рассказывал. О каких видениях он ей говорил? Галлюцинации? Ведь Бэнкс давно не помнила, чтобы плакала, а стало быть, он и не мог ничего подобного увидеть. Да, женщина знала, что видения различного рода сопровождают болезни и это могло быть их частью. Но что если эти видения настоящие? Чем они на самом деле были? Угрожали ли они ее сыну? Были ли они вредны, несли ли они опасность ему самому и всем вокруг? Сесилия не знала, но была полна решимости узнать, потому что она точно знала, что Тристан не умирает, но понятия не имела – пока – как ему помочь. Ее знаний было недостаточно, лекари вокруг, в большинстве своем, казались болванами, а тот, что все еще лечил ее отца и семью… Что ж, следовало хотя бы попытаться. А пока, надлежало успокоить Тристана и со всем последовательно разобраться, не допуская паники и страха – собственных и сына.

- Прежде всего, давай договоримся, - она мягко улыбается и гладит юношу по щеке, - Ты больше не будешь сбегать и оставлять меня одну. Если тебя будут беспокоить эти видения, ты всегда можешь мне рассказать о них и я постараюсь тебе помочь. Ты вовсе не напугаешь меня ими и не сделаешь ничего дурного, если обо всем расскажешь. Я ведь твоя мать. И меня куда больше пугает, когда ты вот так сбегаешь из дома и возвращаешься поздно вечером, - ласково произносит Сесилия, не отрывая взгляда от сына, чтобы он понял, что она все понимает, не боится и не лжет. Женщина и впрямь не боялась. Она волновалась за сына, но ее упрямая решительность подавляла любые страхи. Она желала помочь Тристану, она любила его, а это было куда важнее, чем любые реальные, или напрасные переживания любого толка. Даже если за мальчиком и впрямь дьявол прислал своих прислужников, сейчас Сесилия была настроена таким образом, что и их она бы разорвала голыми руками, если потребуется. Никто не навредит ее сыну. Никто не сделает ему ничего дурного. Никто не посмеет причинить ему какого угодно зла.

- Я скажу тебе честно: я не знаю, откуда взялись твои видения и не знаю, что они тебе несут. Но только пока. Потому что теперь, когда ты рассказал мне, я клянусь тебе, что все выясню и мы вместе придумаем, что с этим делать. Уверена, что библиотека барона даст нам почерпнуть новые знания, а если нет, то мы посоветуемся с лекарями и священниками. Поверь мне, мы найдем способ все выяснить. Мы узнаем, откуда твои видения, не опасны ли они и каково их назначение. Я тебя не оставлю, не брошу и никому не позволю причинить тебе зла, - Сесилия вновь уверенно улыбается и сжимает ладонь сына в своих руках, стараясь согреть и утешить. Она снова говорила ему правду. Может быть, хоть тысячу раз так станется, что она ничего не знает, не понимает и не осознает, как действовать дальше, это все время. Она поймет и разберется. Она столько раз разбиралась ради Тристана и для Тристана, что никто не смог бы остановить ее теперь, когда проблема куда более понятна, чем прежде.

- Расскажи, - тихо просит женщина, садясь на стуле поудобнее, - Расскажи все, что видел, все, что тебя беспокоит и тревожит. Никто, кроме нас, никогда об этом не узнает, я тебе обещаю. Я сохраню все твои тайны и я сделаю все, чтобы они не обременяли тебя больше. Ты мне веришь? – и она гладит сына по темным волосам, твердо зная, что даже если он не верит, то так оно и будет все равно.

[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]

Сесилия слушает сына очень внимательно, не торопясь ничего уточнять, или перебивать его. Она знает, как важно, порой, получить даже не конкретное действие, или совет, как важно, порой, быть просто услышанным. И Тристан всегда будет. Потому что она его любит, потому что он ее сын и потому что даже если целый мир будет против него, она все равно встанет рядом и станет его защищать. Сейчас же защита, кажется, требовалось от самого себя, от страхов и сомнений, что одолевали юношу. Сесилия, быть может, никогда не была пророком и не сталкивалась с такими проблемами, но она все отлично понимала. Она понимала, как может быть страшно и больно, как может осуждать общество, как могут не одобрять и предавать самые близкие люди. Она прошла это первая и она ни за что не допустила бы, чтобы Тристан прошел тоже. Это был ее сын, горячо любимый, единственный сын и его страдания отдавались в ней тысячекратно. И Сесилия, как и многие матери, желала сделать все, чтобы ее ребенок не ощущал ни всепоглощающего страха, ни жгучего стыда.

- Меня ничего не пугает, и я никогда в тебе не разочаруюсь. Обещаю, сын, - она говорит это твердо, уверенно и вкрадчиво, глядя Тристану прямо в глаза в желании убедиться, что он ее понимает. Затем она наклоняется к юноше и крепко его обнимает, гладя по спине и успокаивая, желая, чтобы он чувствовал теперь и ее любовь, и поддержку. Скажи он ранее, едва ли Сесилия отказала ему в этом. Ему не было нужды ничего бояться. И ему не было нужды ничего скрывать. Едва ли кто-то любил этого мальчишку так сильно и едва ли кто-то другой мог так стремиться ему помочь, во что бы то ни стало.

- Вот, что. Твоим кузенам и деду не следует ничего об этом знать, по крайней мере, пока. Мы постараемся со всем этим справиться сами, найти нужную информацию и нужных людей, - спокойно объясняет женщина, глядя на сына, - У нас получится. Вот увидишь. Тебе совершенно нечего бояться. И когда мы все выясним, решим, что делать дальше. Но я знаю, что Господь не наказывает тебя. И я знаю, что с тобой вовсе не происходит ничего дурного. А потому: выше нос. Ничего не страшись и ничего не смущайся. Продолжай усердно заниматься, не пропускай уроки, учись, потому что я знаю, что у тебя великое будущее. И никакая болезнь, никакие видения, ни что бы то ни было еще, не помешают тебе стать хорошим человеком, способным на многое, - она коротко целует сына в висок, а затем повинуется его просьбе, поднимаясь на ноги и укрывая юношу одеялом, - Спи, сынок. Жду тебя к ужину.

Думы Сесилии вовсе не были мрачны. Все то время, что она занимается французским со своей племянницей, она думает о вариантах выхода из сложившейся ситуации и прежде всего решает поговорить с бароном. Отношения у них были очень теплые, быть может, даже больше дружеские, чем романтичные, но он готов был помогать своей избраннице во всем без исключения, испытывая к ней чувство глубокой благодарности и уважения, ведь она столько раз помогала его семье, не посрамила ни своей, ни его чести, не вызывая дружбой между ними никаких подозрений. В довесок, ее очень любили его дети, воспринимавшие Сесилию, как вторую мать, а она, из уважения к матери первой, не давала им забыть о ней, рассказывая все то хорошее и доброе, что знала о бывшей баронессе. В том числе и то, что мать вовсе не хотела оставлять их, но теперь она присматривает за ними с небес и очень-очень гордится. Кажется, за это участие барон был благодарен Сесилии еще больше и даже если он не любил ее, то не мог представить рядом никакой другой женщины. Да это и не нужно было. Ведь теперь она не собиралась отказываться от перспективы этого брака и желала лишь, чтобы Томас и Тристан познакомились, они нашли общий язык, а Томас помог отыскать нужную информацию, которая смогла бы лишить сына всех его страхов. А потому, сразу после урока французского, перед тем, как пойти помочь помогать на кухне, Сесилия написала барону письмо и передала его посыльному, надеясь, что им удастся встретиться уже завтра, или послезавтра.

Тристан, как и обещал, приходит к ужину. Сесилия уже сидит за столом и мирно беседует с одним из братьев, который интересуется состоянием Тристана, затем просит оценить успехи своего сына в словесности, потому что учитель вызывает впечатление болвана, а его, между тем, прислали из самого Лондона, что стоило баснословных денег. Женщина обещает помочь и брат тепло целует ее руку, вызывая короткую улыбку женщины, уже мгновение спустя, обращенную к сыну, который, кажется, смущен всеобщим вниманием.

- И все-таки, дядя, падения с лошади становлению хорошим воином не способствуют, - легко и с улыбкой отвечает Сесилия, глядя на родственника во главе стала и тот смеется, качая головой, - Что правда, то правда. Язык твой острее моего, дорогая племянница. Что ж, будем надеяться, что Тристан больше не станет волновать нас своими внезапными падениями с лошади, или долгими отсутствиями дома, - мужчина выразительно смотрит на юношу и Сесилия сжимает пальцы на плече сына в молчаливом жесте поддержки. Совершенно очевидно, что ничего дурного дядя не имеет, и все-таки Тристану непривычно было находиться в центре внимания.

В остальном, ужин проходит во вполне себе дружеской атмосфере. Здесь никогда не было ни открытой, ни скрытой враждебности к Сесилии, или Тристану и сейчас они тоже легко вовлекаются в разговор, пока дядя, наконец, не заканчивает трапезу первым, тем самым, давая всем остальным возможность завершить ее тоже уже вскорости.

После ужина женщина встречается с сыном в саду, придирчиво его осматривает, убеждаясь в том, что юноша в порядке, а затем прогуливается с ним по узким тропинкам, - Завтра я хотела бы познакомить тебя с бароном поближе. Раз ты не против, я намерена согласиться на его предложение, а это значит, что мы вскоре переедем к нему, ты станешь его пасынком и он будет о тебе заботиться. И я уверена, он поможет нам в поисках нужной информации. Еще я направила письмо своему давнему духовнику, о котором я тебе рассказывала. Мы давно не общались, но думаю, что он не откажет тебе во встрече, - на самом деле Сесилия не очень-то доверяла католической церкви, но спросив ее об этом, Тристан был прав. Глупо было отрицать, что церковники хранили огромное количество знаний. И по старой памяти один из них мог бы помочь. Сама женщина была протестанткой, проповедники в священство не входили, да и искать им, в сущности, было негде. Как бы там ни было, в власть и сила католиков создавались годами. Пройдет время, прежде, чем протестанты обретут такую же мощь, - Я скажу тебе, как только он сможет с тобой встретиться.
[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]

Утро наступает достаточно скоро. Сесилия чувствует себя выспавшейся и отдохнувшей. У нее не было никаких проблем со сном, потому что эта женщина за свою жизнь прекрасно уяснила простейшую истину: утро вечера мудренее. И если она не будет спать ночью, она не сможет решать необходимые вопросы днем.

Встает Сесилия раньше всех, отправляет посыльного с готовыми снадобьями к нуждающимся, затем помогает на кухне, а после приходит к завтраку полностью одетая для путешествия. Барон приглашал их с сыном к себе в замок на несколько дней и клятвенно обещал, что и ей самой, и Тристану все понравится и они не пожалеют о том, что согласились на эту встречу. Женщина перечитывает строки несколько раз, оставаясь безмерно благодарной Томасу за такую доброту, потому что на самом деле, о встрече просила она сама, она сама же изъявила желание познакомить сына с возможным будущим супругом и тот факт, что барон делал вид, что инициатором выступал он, говорил в его пользу тысячекратно.

Настроение у Сесилии просто прекрасное, она одобрительно кивает, глядя на то, как сын читает молитву вместе с доброй и всегда милостивой хозяйкой дома, улыбается и приступает к трапезе вместе со всеми.

- Куда вы собрались сегодня, моя дорогая? – интересуется один из братьев у Сесилии ничуть не насмешливо, а с искренней заботой, зная и о том, что у Тристана еще лишь вчера был приступ падучей, а сама женщина редко покидает пределы мэнора, отдавая предпочтение прогулкам по местному саду, или пролеску неподалеку. Там было достаточно и солнца, и нужных трав, и достаточно безопасно, чтобы не навлечь неприятности на свою голову. Так что, внезапный отъезд и впрямь можно было счесть за определенную странность, или даже повод для беспокойства. Если так, то кузен всегда был готов помочь, вполне расположенный, что к кузине, что к ее сыну.

- Нас с Тристаном пригласил в гости барон Грейсток, мы отбудем на несколько дней в полдень. Разумеется, если дядя не будет против, - Сесилия почтительно склоняет голову, хотя они уже обсудили этот вопрос с дядей и тот вовсе не был против. Да и с чего бы? Вся семья прекрасно знала, что барон собирался жениться на их обездоленной родственнице, что было вдвойне удивительно, ведь она даже рассказала ему историю появления на свет Тристана. Иными словами, он знал всю правду и все равно желал этого брака. Любовь? Дядя говорил, что несомненно. Но сама Сесилия, кажется, уже давно не верила в это чувство иначе, как к своим родным и, прежде всего, Тристану. Потому что единственный мужчина, которого она, как думала, любила, оказался предателем и лжецом.

- Да, конечно, Сесилия, я уже приказал готовить вам с сыном сопровождение. Если выйдете в полдень, то к вечеру уже будете в замке барона, - мужчина мягко смотрит на племянницу и она отвечает ему благодарным взглядом. Все здесь хотели, чтобы этот брак состоялся, чтобы женщина дала согласие, но отнюдь не потому что они с Тристаном были обузой, а потому что после всего, что она сделала и для этой семьи, и для благополучия самого дяди, заботясь и о нем, и о его детях и внуках, они вполне искренне желали ей счастья, хотя еще недавно один из кузенов в шутку заявил, что не следует никуда ее отпускать, ведь без нее они будут как без рук.

- В полдень отправимся, Тристан, - она гладит сидящего рядом сына по спине, доедая свой завтрак, запивает его слабо разведенным вином и поднимается из-за стола, зная, что поездка потребует немалых приготовлений, а стало быть, надлежит все проверить и подготовиться к визиту.

Пока Сесилия складывает в малый сундук пару своих платьев и туфель, приезжает посыльный, который привозит с собой несколько свертков – сладости для детей барона и пара игрушек для младших. Негоже приезжать к такой семье с пустыми руками, особенно после столь любезного поведения самого Томаса. Когда все приготовления закончены, женщина велит слугам брать сундук и спускается вниз, натягивая на плечи легкий плащ. Ехать предстояло верхом, по такому случаю дядя даже предложил племяннице своего гнедого и она любезно приняла предложение, понимая, что так будет лучше для всех.

Дождавшись Тристана, женщина седлает коня по-дамски, пусть это и не было самым удобным способом ехать верхом. Дамам помоложе в таких случаях пристало и вовсе ехать в карете, но Сесилия была уже не девочка, да и демонстрировать природную скромность ей не было никакой нужды, так что в дорогу они отправляются без лишних тяжестей и лишь повозка с минимальным количеством вещей обещала прибыть не к вечеру, а только к утру.

- Не тревожься, барон Грейсток знает обо мне все, в том числе и тайну твоего происхождения. Его это не волнует, - не в последнюю очередь, потому что он жил достаточно далеко даже от дяди, в соседнем графстве, что уж говорить о родителях Сесилии и той истории, что осталась позади на пятнадцать лет и добрые сотни миль. Для всех он женился на бедной, но благородной вдове с уже взрослым сыном и в этом, учитывая его положение, не было ничего предосудительного, равно как и ничего странного.

Прибывают в замок они даже немного раньше ожидаемого, благодаря хорошей погоде и не размытым, как прежде ожидалось, дорогам. Одна короткая остановка, чтобы пообедать, потратила совсем немного времени и Сесилия рада тому, что они добрались так скоро и поехали не каретой, ведь тогда бы поездка точно заняла не менее пары суток.

- Миледи, - лакей помогает Сесилии спешиться, но едва она оказывается на земле, как из дома выходит высокий светловолосый мужчина, судя по виду, немногим старше своей гостьи. Это так. Томасу тридцать четыре года и он все еще выглядит молодо и чувствует себя молодым.

- Леди Сесилия, - он целует руку женщины, но уже затем тепло обнимает ее, - Еще прекраснее прежнего, ты расцветаешь, как летние цветы, - Томас улыбается, глядя на Сесилию, но затем сразу же переводит взгляд на Тристана, что держится неподалеку. Проходит всего мгновение, прежде, чем он сокращает между ними расстояние, позволяя юноше отвесить барону поклон, который следовал из правил этикета.

- Так значит, это ты, Тристан, сын Сесилии? – мужчина широко улыбается и берет юношу за плечи, глядя ему прямо в лицо, - Наслышан о тебе и очень-очень рад знакомству, Тристан. Хорошо, что ты приехал вместе с матушкой, я давно хотел тебя увидеть и познакомить со своими детьми. У меня сын чуть младше тебя по возрасту, я рассказал ему о твоих успехах во владении мечом, он жаждет потренироваться во внутреннем дворе, ведь до сих пор у него не было хоть сколько-нибудь равных противников, - мужчина подмигивает Тристану, хлопает его по плечу и вновь подходит к Сесилии.

- Вы, верно, устали с дороги? Я приказал приготовить комнаты на втором этаже, а после, буду рад видеть вас обоих на ужине. Пойдем внутрь, я все покажу.

[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]

Сесилия отлично знает, как к ней относится барон и она не сомневалась, что он ни словом, ни делом даже не подумает о том, чтобы обидеть ее, или Тристана. Томас был хорошим человеком. Многим лучше большинства благородных лордов, которых знала женщина и это давало ей возможность верить в то, что, может быть, этот брак сможет сделать ее счастливой. Пожалуй, она тоже питала к барону чувство глубокой благодарности, уважения и некоторой доли привязанности, а это уже было кое-что. Но как бы там ни было, а она все равно испытывала волнение перед этой встречей, не зная, как отреагирует Тристан, не зная, как воспримет его Грейсток, не зная, чем вообще кончится этот визит. В конце концов, предполагать можно было, что угодно, ни все равно были уже в замке и вернуться должны были не раньше, чем через четыре дня, а то и через всю неделю. Впрочем, последнее покажет только дальнейшее развитие ситуации. До сих пор же, все шло если не отлично, то, по крайней мере, очень хорошо. Сесилии оставалось только принимать гостеприимство барона и постараться расслабиться, не опасаясь того, что что-то может пойти не так. Да и с чего бы?

Слуги расторопно помогают Сесилии разместиться в ее покоях, и после ухода Тристана женщина уделяет время себе, умываясь с дороги, переодеваясь и тщательно расчесывая волосы. Женщина аккуратно укладывает их в прическу и сцепляет изящной заколкой, одной из самых больших драгоценностей, что у нее была с тех пор, как мать прислала подарок дочери на двадцатилетие, несмотря на все ее страшные прегрешения. Она остается удовлетворенной своим внешним видом и вскоре открывает дверь Тристану, смущенно улыбаясь в ответ на его чересчур прямолинейные утверждения о красоте Сесилии и о любви Томаса к ней.

- Скажешь мне это, когда сам познаешь любовь к женщине, - шутливо отвечает она, с напускной укоризной качая глаза, но затем тихо смеясь, явно давая понять, что вовсе не обременена утверждением Тристана, равно как и не обижена. Сесилия гладит сына по волосам, поправляет воротник его рубашки и удовлетворенно кивает, - Ты тоже ему понравился. Это очевидно, - да иначе и быть не могло, ведь Тристан, несмотря на свое происхождение, был хорошим, добрым и любезным юношей. Не было людей, которые были бы неспособны это отметить, не было людей, которым это могло бы прийтись не по вкусу. А потому, Сесилия спускается вниз с легким сердцем, ступая всего на шаг впереди Тристана.

- Благодарю за гостеприимство, Томас. Нам очень приятно гостить у вас этим вечером, - вежливо отвечает женщина, улыбаясь и следуя за хозяином дома к столу, где уже сидят его дети. Они все улыбаются, но если старший уже достаточно подрос, чтобы держать эмоции при себе и он смотрит на Сесилию сдержанно и спокойно, позволяя себе совсем недетскую радушную улыбку, то двое младших срываются с места почти сразу после представления Тристану и кидаются к женщине с тем, чтобы их обнять. Она прижимает мальчика и девочку к себе и гладит по волосам, - Я очень рада вас снова увидеть, мои дорогие, - и это вовсе не лукавство, ведь Сесилия не забыла и никогда не забудет о обещании, которое дала их матери незадолго до ее смерти.

- Сесилия, а ты поиграешь с нами после ужина? – спрашивает младший мальчик, подняв огромные зеленые глаза на женщину, - Вы, Томас, - слышится строгое, но совсем не жесткое поучение от отца, который разливает вино по бронзовым кубкам, - К леди Бэнкс нужно обращаться на Вы. Иначе выходит невежливо, - Томас легонько щелкает сына по носу и тот недовольно супится, но затем смотрит на Сесилию, - Я думаю, что можно «Сесилия» и «ты», ничего страшного, - улыбается женщина и уверенно кивает Томасу, погладив его по волосам, - С радостью поиграю со всеми вами. Но прежде, отдам гостинцы, которые вам привезла, - обещает женщина, а затем помогает детям вновь усесться за стол, после чего садится сама, позволяя Томасу вновь обратиться к ней и заставляя зардеться от его слов.

- Надеюсь, что скоро они смогут назвать тебя леди матерью. Это бы сделало счастливыми и их, и меня, - он улыбается и женщина смущенно улыбается тоже, полагая, впрочем, что она никогда не даст этим детям забыть о том, кем была их настоящая матушка, ведь она была и оставалась прекрасной и доброй женщиной, на чьем примере можно было и должно было воспитывать детей. Заставить их забыть ее, было бы кощунственно и несправедливо. Так что, когда Сесилия даст согласие на этот брак, она бы хотела оставаться для малышей просто Сесилией. Без титулов. Без попытки стать их матерью, хотя и помня о необходимости ее заменить.

Сесилия поднимает кубок с вином, выпивая на тост барона. Подают первые блюда, из чего становится ясно, что Томас расстарался на славу, желая показать радушие и гостеприимство во всей красе. Это несколько смущало женщину, но она старалась ничем не дать понять своего текущего состояния, потому как знала, что Томасу важно было продемонстрировать себя во всей красе перед женщиной, которая собиралась – теперь уже точно собиралась – стать его женой.

- Перед вашим приездом, миледи, мы с отцом специально ходили на охоту. Он учил меня стрелять кроликов и уток, но уже к вечеру мы смогли поймать оленя, - активно делится впечатлениями старший сын Томаса, глядя на Сесилию и Тристана попеременно, словно желая узнать, разделят ли они его восторги, или стоит все-таки помолчать, не смущая гостей. Но видя, что никто не против, он продолжает, - Отчего бы вам не остаться до конца следующей недели? Мы бы, тогда, смогли сходить на охоту вместе с отцом и Тристаном тоже. К слову, Тристан, Вы умеете стрелять из лука? А уже были когда-нибудь на охоте? – детский азарт силен в мальчики и Сесилия улыбается, полагая, что такое времяпрепровождение, активное и на свежем воздухе, будет полезно для сына и для его отношений с бароном и его сыном.

- Не торопись, сын. Дай леди Сесилии и Тристану отдохнуть с дороги, поужинать и привыкнуть к нашему обществу. А с охотой решим позже, - Томас хлопает сына по плечу и ужин продолжается размеренно и спокойно, за неторопливой дружественной беседой, которая нередко затрагивает сына Сесилии, но лишь в дружественном и позитивном ключе.

- Отец, можно мы с Тристаном пойдем поиграть в сад? – интересуется старший сын Томаса у отца и, получив его кивок на свой вопрос, обращается уже к юноше, - Тристан, давай поупражняемся в бое на мечах? У меня давно не было настоящего соперника. А слуги боятся прикасаться к оружию, даже затупленному, - он болтает с Тристаном о чем-то еще, но Сесилия отвлекается на протянутую ей руку и тоже поднимается из-за стола.

- Миледи не будет против, если прогуляемся и мы? – спрашивает Томас и женщина не находит причин отказаться. Она любезно соглашается и вскоре они все вместе выходят во двор, представленный прекрасным цветочным садом.

[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]

Прогуливаясь по саду, время от времени Сесилия поглядывает на мальчиков и их занятие, опасаясь, как бы один не поранил другого, или как бы в пылу юношеского противостояния, они не перешли границы разумного и допустимого. Но мальчики выглядят вполне мирно, тоже о чем-то разговаривают и кажется, что сегодняшний вечер ничем не может быть испорчен, или обременен. Женщина все еще чувствует некоторую долю усталости и тревоги за сына, но в остальном, она весьма любезна и почтительна, иными словами, такова, какой ее привык видеть барон и за что, очевидно, и полюбил ее. О, Сесилия едва ли рассчитывала на нечто подобное, хоть в настоящем, хоть в будущем. Мужчины никогда не питали к ней глубоких чувств, а единственный мужчина, к которому их испытала она, оказался предателем. С тех пор сердце женщины открывалось для сына, отчасти, для других детей, но любить кого-то, кроме них, она не была способна, будучи не жестокосердной от природы, но хорошо наученной ею. Любила ли она Грейстока? Едва ли. Но она относилась к нему, как к доброму другу, глубоко уважала, почитала и могла стать ему хорошей женой, сделав его счастливым. Разве этого не было достаточно для женщины, которая и не надеялась на такую большую удачу? Впрочем, об удаче она, конечно же, думала в последнюю очередь, потому что куда важнее любого везения для нее был сын и его благополучие.

- Ты чем-то встревожена, Сесилия? – мягко касаясь руки женщины, интересуется барон, останавливаясь и заглядывая ей в глаза. И как только он успел настолько хорошо ее узнать? Они ведь не проводили вместе так уж много времени. Кажется, этот мужчина был куда как более проницателен, чем она думала и могла бы себе представить, - Не бойся, расскажи, я хочу помочь, - мягко говорит он, желая, кажется, больше всего на свете обнять Бэнкс, но не смея этого делать из опасений за ее репутацию. В конечном счете, она еще не была его женой и не давала достаточно однозначного согласия на их возможный союз, пусть Грейсток и отчаянно хотел этого.

- Да, Томас, да, я… - она неуверенно улыбается, но улыбка эта – лишь слабый щит перед однозначной и вовсе не утешительной новостью, которая гложет женщину уже некоторое время, не давая покоя. Она ведь обещала сыну, что найдет способ со всем разобраться. Значило ли это, что ей стоит рассказать обо всем барону прямо сейчас? Значит ли это, что ей вообще стоит об этом рассказывать? Сесилия задумчиво посмотрела на сына, а затем стыдливо одернула себя. Конечно, значит. Она ведь готова была на все ради благополучия Тристана, а у барона уж точно было куда как больше способов найти хороших лекарей, или кого-то, кто знает, что делать.

- Я боюсь за Тристана. У него вдруг, неожиданно для нас всех проявилась падучая, а в довесок к этому он… - она прикусывает губу, заставляя себя сдержать слезы, но Томас поднимает лицо женщины, заставляя ее смотреть ему в глаза, - Он видит, что-то… Разные события… Угадывает их до того, как они произойдут. Угадывает очень точно, это вовсе не совпадение, клянусь тебе, Томас, - слезы катятся по щекам женщины, но барон не пугается, не отшатывается и не начинает бормотать молитву, только обнимает женщину, давая ей возможность выплакаться и гладя ее по волосам. Когда на успокаивается, он ведет ее в дом, полагая, что ничего страшного с мальчиками здесь попросту не может случиться и уже сидя у камина и отпаивая свою будущую жену вином, обещает ей, что они непременно во всем разберутся – со священником ли, с книгами, или самостоятельно. С Тристаном все будет хорошо.

- Ты позволишь мне поговорить об этом с твоим сыном завтра днем? – интересуется мужчина, глядя в глаза уже успокоившейся Сесилии, - Я бы хотел обсудить с ним кое-что, - говорит он мягко, но уверенно и улыбается в ответ на кивок головы женщины. Ей невдомек, что ее будущий муж – Иной. Ей невдомек, что он, как и ее сын, обладает магическими способностями и они не являются никакой Дьявольской силой. Они есть просто потому что так повелел рок и судьба. И Сумрак. Но о нем Сесилия тоже ничего не знает. Но узнает вскоре, когда барон убедится в своих предположениях и увидит в мальчике не просто мальчика, но самого настоящего пророка, коих не следовало бояться и кои вовсе не были больны. Но теперь барон только провожает женщину в ее покои и желает доброй ночи, выражая надежду на то, что они с Тристаном все-таки задержатся, и не будут торопиться возвращаться домой.

Сесилия уже умылась и готовилась ко сну, когда услышала стук в дверь. Она отлично знала, что это был сын, и позволила ему войти. Улыбка на губах женщины мягкая, когда она гладит юношу по волосам и кивает головой, - Да, останемся на неделю. Барон Грейсток привезет того священника, пошлет за ним уже завтра утром. Впрочем, он бы хотел, чтобы с тобой побеседовал местный капеллан. И сам барон тоже хочет поговорить с тобой завтра днем, чтобы узнать больше о твоих видениях. Кажется… - она осекается, словно боясь продолжить, но затем все-таки добавляет, - Кажется, он знает, как тебе помочь. Мне бы этого очень хотелось.

[nick]Cecilia Banks[/nick][icon]https://i.imgur.com/ZCkN7sX.gif[/icon][lz]<div class="lz1"><div class="lz2"><a href="">СЕСИЛИЯ БЭНКС, 30</a></div><div class="lz3">Дочь благородного семейства, опороченная связью со священником и сосланная к родне в Уэльс, чтобы не портить репутацию семьи и не мешать сестрам выйти замуж. Мать Иного-пророка, пытающаяся совместить материнскую любовь и христианскую мораль в своей жизни.</div></div>[/lz][status]Ад это когда твой ребенок - Дьявол[/status]