Мойра проснулась пораньше. Точнее, должна была проснуться пораньше. Она, правда, так и планировала поступить, даже будильник завела, чтобы он разбудил ее утром. Но он не справился. Она даже не помнила, как сквозь сон отключила его, отшвырнув телефон к противоположной стене. Так что, когда Мойра все-таки, наконец, проснулась, обнаружила, что не просто проспала, а категорически не успела прийти на работу вовремя, а это значит, что ее ждал целый букет проявлений недовольства от Грегори Вудса - ее нового начальника, заместителем которого ее, по какой-то недоброй шутке, назначили. Она прекрасно знала, как Грегори ненавидел все. Да, она считала, что на этом данную мысль можно было спокойно закончить. Такого угрюмого и вечно недовольного всем человека она за всю свою жизнь не встречала. Впрочем, ее жизнь была не столь долгой, чтобы считать ее мерилом, но другой у нее не было и сравнивать ей было не с чем. В целом же, Грегори Вудс ненавидел все, что хоть как-то нарушало распорядок его дня и его жизни, а Мойра... Мойра нарушала вообще все и ничего он с этим поделать не мог. И это раздражало его куда больше.

Мойра прыгала на одной ноге по квартирке, которую выделил специально для Ночной Дозор, пытаясь одновременно докрасить губы и натянуть колготки. Попутно она выискивала свою юбку-карандаш, которую подготовила с вечера, вот только за ночь та от нее куда-то смылась... Ох уж эти вещи, вечно они ее подводили! Телефон разрывался от звонков и, если бы он не был поставлен на бесшумный режим, она даже об этом знала бы. Впрочем, Мойра догадывалась, а потому боялась смотреть в его сторону, не то, что брать в руки, хотя это сильно сократило бы ее путь до работы, ведь она могла бы вызвать такси заранее, а не скакать на тротуаре, рискуя поскользнуться и упасть прямо на проезжую часть, размахивая рукой, чтобы привлечь к себе внимание таксистов. Справившись, наконец, с колготками и отыскав юбку, Линч закончила сборы, подхватила свою сумку, накинула на плечи пальто и побежала вниз, позволяя шарфу развеваться за ее спиной, подобно крыльям. Ангела, - мог бы добавить кто-нибудь, глядя на нее в первый раз. Ночного кошмара, - тут же поправил бы его Грегори Вудс или любой другой человек, знакомый с ней чуть более обстоятельно. Мойра и, правда, могла сойти за ночной кошмар, если бы не творила все свои глупости и не генерировала невзгоды с таким очарованием и флером легкой наивности.

- Быстрее, пожалуйста, вопрос жизни и смерти, - задыхаясь, выпалила она водителю, назвав адрес Главного здания Ночного Дозора, расчесывая спутанные со сна волосы и собирая их в какое-никакое подобие прически.
Впрочем, волосы ее никогда не отличались послушанием, а потому так и продолжали торчать в разные стороны, лишь слегка, будто бы приличия ради, удерживаемые заколкой, что в любой момент была готова раскрыться и выпустить на волю все пшеничного цвета локоны, которыми так гордилась еще мама Мойры, называя их едва ли не главной гордостью ее дочери. Мойра же предпочитала считать своей главной гордостью службу в Ночном Дозоре Лондона, но, учитывая последние обстоятельства, не стала сообщать ни матери, ни отцу о том, что испытывает сейчас некоторые трудности в работе и что, возможно, дорога в оперативники ей заказана навсегда. Новость о переводе она сообщила радостным тоном, самым радостным, на который была способна, преподнеся ее как повышение и личную повалу от начальства, а не как способ сбагрить неумелого сотрудника, от которого проблем больше, чем чего-либо другого, с глаз долой. Водитель сообщил ей о том, что они прибыли на место, Мойра сунула ему смятую купюру в ответ, сказав, что сдачу он может оставить себе и он, конечно, был премного благодарен ей за этот доллар, но Мойре об этом узнать уже было не суждено, так как она со всех ног бежала в любимую кофейню Грегори, чтобы умаслить гнев начальства его любимым чаем.

Она вбежала в здание Ночного Дозора, словно видение. Чье-то нетрезвое и пугающее видение. Промчалась мимо дежурного, который не стал рисковать и останавливать ее. Мимо двух работников архива, что ловко отскочили к стене, пропуская ее, от греха подальше. Мимо работника сервиса, что прибыл починить лифт, но вот промчаться мимо высокого молодого мужчины, возникшего у нее на пути совершенно внезапно и без предупреждения, ей не удалось... Один из стаканов выпал из картонной подставки и, словно в замедленной съемке, ударился о грудь Светлого Иного, лишаясь пластиковой крышечки и выплескивая все свое содержимое на рубашку дозорного... Мойра затаила дыхание на каких-то пару мгновений, а затем всплеснула руками:
- Господи, ты, Боже мой! Простите, простите! Вы не обожглись? Нужно снять рубашку! Снимайте, снимайте, иначе точно будет ожог! - Уж она-то знала, о чем говорит, уж она-то в ожогах была спецом.

Отредактировано Moyra Lynch (2021-01-03 03:35:22)

Она думала, что здесь, в США, за такое ее, если не линчуют, то уж точно обругают самыми грязными и оскорбительными словами, которые только известны человечеству, но мужчина, которому она так досадила, кажется, совершенно не собирался на нее кричать. Это обескураживало, так что Мойра еще какое-то время, словно курица, бегущая вдаль от собственной отрубленной головы, суетилась вокруг него, пытаясь стянуть с Иного рубашку, будто это было целью сего инцидента. Но, стоило ей осознать, что она пыталась раздеть сотрудника Ночного Дозора прямо посреди рабочего коридора и понять, как это выглядело со стороны, женщина тут же остановилась и залилась краской.
- Господь милосердный, - проговорила она, замирая и не в силах поднять взгляда на Светлого, но позволяя тому расцепить аккуратно ее пальцы, вцепившиеся в его рубашку, - простите ради Бога, не знаю, что на меня нашло, - она лепетала, запинаясь, чувствуя, что румянец расцветает на ее щеках двумя горячими пятнами, - я не хотела, я вообще-то не имела в виду ничего плохого, Вы не подумайте, я не такая, - она не могла выразить свою мысль корректно, за что ругала себя пуще прежнего, пока, наконец, не поняла, насколько же глупо выглядит со стороны и, что не зря, наверное, Грегори Вудс все же сомневался в ее интеллекте и вменяемости, - какой кошмар, - заключила она в итоге, закрыла глаза ладонями и осталась так стоять какое-то время, надеясь, что этот страшный сон развеется, когда она их откроет, - я испортила Вам день, да? - Проговорила она, поднимая взгляд на мужчину сквозь щелочки между пальцев, которые слегка раздвинула, но так и не отняла от лица, - хотите, постираю Вашу рубашку? Я умею, правда, я не совсем бестолковая, честное слово.

Но волшебник, кажется, был способен справиться с этим недоразумением самостоятельно, так что поспешил успокоить Мойру и постарался убедить ее в том, что никаких неудобств по поводу испорченной рубашки он не испытывает и ожог ему не грозит. А, если и грозит, то целители недалеко и точно спасут его от этой жуткой травмы. Еще Светлый господин напомнил ей любезно, что она, вообще-то, куда-то до этой минуты спешила и, вспомнив, что так оно и было, Мойра ахнула, всплеснула руками и, поблагодарив мужчину, но так и не спросив его имени, помчалась в сторону Административного отдела. Если до сегодняшнего дня ее еще каким-то чудом не уволили, то сегодня это точно свершится... и Мойра, обычно оптимистичная и неунывающая, с лица которой даже во сне не сходила очаровательная улыбка, позволила себе слегка занервничать, ожидая встречи с начальством, которое не терпело опозданий даже на пару секунд, что уж говорить о целом часе.

***

Ничем, кроме огромного, вселенских масштабов практически, везения то, что Грегори Вудс не послал ее ко всем чертям, а ограничился строгим выговором, оставив ее на дежурство в Рождественскую ночь, исход своего безалаберного поведения она назвать не могла. Она готова была пасть в ноги мистеру Вудсу, только бы он ее не увольнял, только бы дождался понедельника, ведь она уже собрала почти полный пакет документов, что он от нее требовал, но этого, как ни странно, не понадобилось. То ли мужчина находился в прекрасном расположении духа, то ли звезды сегодня выстроились особым порядком и благоволили Мойре, но он всего лишь на нее наорал. Так, что взорвалось в кабинете несколько лампочек, которые чуть ли не в то же мгновение молча заменил услужливый секретарь господина Вудса - мистер Аспид, но все-таки просто наорал. А мог бы проклясть, например. Мог бы привязать ее к столбу позора, говорят, что такой в административном отделе где-то установлен, и позволить всем забросать ее принесенными в контейнерах обедами. Мог бы еще много чего сделать, но он всего лишь на нее наорал. Оставил, правда, еще работать в Рождество, но это ж так, прости Господи, мелочи. Разве ей впервой работать в самый домашний праздник за всю историю человечества? Нет, конечно, она оперативник, а зло, как известно, работает без перерывов и праздников, вот и ловить его следовало точно в таком же режиме, так что Мойра не слишком расстроилась. Точнее, расстроилась, но не очень. Не так уж, чтобы очень сильно. Самую, пожалуй, малость.

В общем, шла она по коридору, увлеченная собственными мыслями, держа в руках тяжелую и объемную кипу бумаг, что сортировала по алфавиту до этого момента на протяжении нескольких часов, направляясь в сторону архива, и все шло хорошо, ровно до того момента, пока Мойра, не поднимавшая глаз от пола, внимательно отслеживающая темнеющие между плитками швы, чтобы, не дай Бог, на них ни наступить, не врезалась в преграду, возникшую на ее пути столь внезапно, что избежать столкновения было почти невозможно. Бумаги выпали из ее рук и, словно бы в замедленной съемке, разлетелись по коридору, медленно, словно осенние листья, опадая на блестящий от чистоты пол.

- Это снова Вы, - каким-то обреченным и бесцветным тоном проговорила девушка, отрывая взгляд от кинематографичной, но причиняющей нестерпимую боль сцены полета документов, и переводя его на мужчину, в которого так неуклюже врезалась, - соберем, да, соберем, - повторила она за ним, чтобы опуститься рядом и подобрать бумажки, порядок следования которых был безнадежно нарушен, - спасибо, спасибо, - лепетала Мойра, забирая листы из рук Светлого, который, кажется, испытывал ту же неловкость, что и сама девушка, пока осознание неминуемой гибели доходило до нее, вырастая тенью из-за спины, - как Ваша рубашка? Как ожог? Как Вы? - она пыталась перевести фокус своего внимания с собственной кончины на заботу о другом человеке, но опустилась в итоге на пол, прижав бумаги к груди, и уставившись безжизненным взглядом в глаза Иного, что смотрел на нее с легким беспокойством, - он меня убьет. Точно Вам говорю, он меня убьет. Или, что еще хуже, - добавила она, бледнея на глазах, - уволит.