- Мы договаривались об урожае 2005 года, если не ошибаюсь? – уж во французском вине Вяземский разбирался еще задолго до того, как появились на свет те, кто теперь привозил в Соединенные штаты Америки редкие для этого континента виды и сорта. В небольшом французском ресторане недалеко от дома как раз был такой человек, а именно – хозяин заведения, который и готовил зачастую сам, причем весьма и весьма недурно, но и умел доставить в Нью-Йорк со своей исторической родины практически любое вино. Несомненно, были и другие страны и регионы, где знали толк в изготовлении напитков, но то ли они не удовлетворяли запросам мужчины, то ли некогда князь Вяземский оставался до сей поры чрезвычайно консервативен в вопросах подобного выбора, всему другому предпочитая старую и добрую Францию, замечательное шампанское из которой некогда реками лилось каждый вечер, и для того, чтобы стать обладателем действительно настоящего и качественного продукта, не требовалось искать надежных поставщиков.

- Да, Шато Лагранж Сен-Жюльен, - Вяземский согласно кивает вышедшему к нему хозяину, протягивающему большой бумажный пакет, и отдельно искомую бутылку. Андрей доверяет этому человеку, но тот все равно каждый раз демонстрирует то, что продает. А еще они говорят между собой по-французски, возможно еще и поэтому для Вяземского этот человек готов найти любое вино, даже если оно существует в единственном экземпляре. Они еще около пятнадцати минут разговаривают, все больше ни о чем, выкуривая по сигарете никуда не спеша. Близится Рождество, и все вокруг становится похожим на водоворот, стремительно кружащийся, пугающий своей скоростью и суетой. И тем более ценно было сейчас получить возможность останавливаться как можно чаще. Чтобы, например, спокойно попить кофе с утра, когда глаза так и норовят снова закрыться, или никуда не идти, ни о чем не заботиться, а провести вечер и часть ночи за просмотром фильма, смысл которого ускользает еще на середине, а ровное дыхание совсем рядом извещает о том, что какое-то время стоит посидеть недвижимо, или вот так: просто поговорить на французском с человеком, с которым они оба, пусть и по совершенно различным причинам, находятся вдали от своей родины. Он непременно пару раз, да скажет, что речь у Вяземского очень правильная и красивая для того, кто не является французом, но все же немножко старомодная (это они на русском просто не разговаривали!), обязательно стребует с Андрея обещание покупать вино только у него, и на том они разойдутся. Хозяин ресторанчика отправится куда-то в сторону кухни, а Светлый – в сторону дома. Нет ничего приятнее, чем идти домой, где тебя ждут.

Машина мужчины сегодня и не трогалась с места, потому как первую половину дня он провел дома, и вышел оттуда в заснеженный зимний Нью-Йорк только недавно, и по большей части как раз за ужином. И теперь возвращался домой, наблюдая как бликует свет фар в снежных искрах, как спешат в разные стороны жители города, а через каждые несколько шагов из ресторанчиков и магазинов звучат рождественские мелодии. Для Андрея привычка праздновать рождество по старому стилю так и осталась, и отчасти это было даже удобно, ибо оно совпадало с католическим, добавляя праздничной атмосферы. По новому календарю он лишь ходил в церковь. Редко, конечно. В обязательном порядке только в Рождество да на Пасху. Чаще – только по велению сердца.

Витая в своих собственных мыслях, Вяземский не сразу заметил, как его легонько тянут за рукав. Уличных воришек в этом городе было хоть отбавляй, но Андрей был Иным, и знал, что нужно сделать, чтобы защитить свои смартфон и бумажник. Маленькая девочка в яркой куртке вряд ли хотела у него что-то украсть, мужчина бегло глянул через Сумрак – тоже чисто, ни намека на Иную, да и в округе тоже никого.  – Что случилось? – сбивчиво, тонким детским голоском она все же объяснила, что никто не останавливается ей помочь, а вот там на дереве котенок, и слезть он то ли не может, то ли не хочет, но начинается метель и он там один совсем замерзнет. Андрей смотрит в сторону, в которую указывает девочка, не Тайм-Сквер, но и не темная подворотня. Да и не чувствует он никакого подвоха в том, что могло бы быть идеально похоже на ловушку. – Хорошо, покажи мне это дерево, - маленькая ладошка в пушистой варежке хватает его за руку и ведет за собой, на поверку на дереве и правда сидит небольшой совсем котенок, вцепившись в ветку, и явно не способный теперь спуститься самостоятельно.

- Так, держи крепко, и не урони, хорошо? – Вяземский вручает девочке пакет, мало уступающий ей самой по размерам, но она энергично кивает, клятвенно обещая ничего не выронить. Дерево ветвистое, залезть на него не трудно, как и вернуться обратно, с порцией свежего снега за воротником, и котенком в руках, вцепившегоя всеми когтистыми лапами в ткань зимнего пальто. – Ну, держи своего котенка, - Андрей почти протягивает девочке животное, да вот только та брать его не спешит.

- Это не мой, - она смотрит в пол, явно расстраиваясь, - Мама не разрешает завести. У нее астма, - стоит отдать должное ребенку, она могла бы сбежать, как только мужчина полез на дерево, но нет, дождалась триумфального возвращения, - Вы его спасли, значит это ваш кот. – спорить с ребенком было сложно, а уж в таких утверждениях и тем более.

В итоге Вяземский остается на улице, с ужином, вином и… котом, которого приходится устроить под пальто так, что из воротника торчал только край мордочки, зато так теплее. В ближайшем супермаркете скучающая продавщица соглашается собрать минимальный джентельменский набор для содержания кота в городской квартире, и со всем этим багажом, к тому же изрядно задержавшись, наконец-то возвращается домой.
- Извини, что задержался, - Андрей говорит громче, слыша шаги Ольги, ведущие ее в прихожую, -  Привет, - после поднявшейся под конец метели на улице, щека женщины, на которой он оставляет короткий поцелуй, кажется горячей, - Оль, ты не поверишь…, - трудно не заметить совсем маленького котенка, точнее легко, но ровно до того момента, пока тот не решает продемонстрировать всем присутствующим возможности своих голосовых связок, и начать бодро вылезать наружу, не иначе, чтобы обследовать свои новые владения.

- На дереве, - ответил уж больно прямолинейно, конечно, но тут и придумывать было нечего. Орущие теперь на весь дом пушистое существо и правда там было, и ему правда пришлось лезть и снимать его оттуда, и между прочим в этот момент Андрей вообще не собирался забирать кота домой. Со стороны, наверное, выглядел Вяземский сейчас странно. Да как со стороны? Со стороны Ольги, которая явно была немало удивлена. – Меня остановила девочка, попросила снять котенка с дерева, я думал это ее, но оказалось, что нет, а у ее матери астма и поэтому котов им домой нельзя… Да короче! Не оставлять же его зимой на улице, правда? – он уже не оставил, так что вопросы были излишни, как и весь этот рассказ, больно похожий на оправдания, хотя он таковым и не является.

- У меня тоже не было, - Вяземский пожимает плечами, даже мысль пробегает, что его сейчас отправят вместе с котом к тому же дереву, хотя конечно же Ольга так не сделает. И случись это все наоборот – он бы тоже никогда так не сделал. Животное – это, конечно же, большая ответственность. А с ответственностью у мужчины прочно выстроенные и крайне своеобразные отношения. Он ее берет на себя всегда так много, что и представить сложно. И далеко не только за себя и свою. Но к коту это, само собой, никак не относится. – У меня были только лошади и охотничьи собаки, - и то больше ста лет назад, и это Вяземский еще умалчивает, что помимо лошадей и собак еще были специальные люди, которые за ними ухаживали, - Но, в принципе, пока я не привел в квартиру бездомную лошадь, я не так безнадежен, да? – он легко смеется, давая всем этим Глинской понять, что некоторую легкомысленность произошедшего он, конечно же, понимает. Но пути назад все равно нет.
- Его надо было бы сразу в клинику отвезти, но я решил сначала занести вещи. Поедем вместе? – несмотря на отсутствие опыта в содержании котов, мужчина прекрасно понимал, что уличные животные могут быть нездоровы, привести с собой в дом сомнительных друзей в виде блох и паразитов, и прежде, чем это чудесное создание окончательно обоснуется в новом доме, лучше позаботиться об их общем здоровье.

Андрей забирает из рук девушки котенка, позволяя ей собраться и переодеться. По-хорошему, ему надо было еще и специальную переноску купить, но в супермаркете таковых не было, да и он прекрасно устраивался за воротом мужского пальто, даже почти перестав мяукать. – Прости, что ужин немного откладывается, - ему правда было несколько неловко, потому что тихий семейный вечер теперь превращался в попытки продраться сквозь предпраздничные пробки, заваленного снегом Нью-Йорка, чтобы доехать до ветеринарной клиники, вместо того, чтобы сидеть в тепле, пить вино и смотреть какой-нибудь фильм или же просто болтать о чем-нибудь. – Ты мне что-то хотела сказать, когда я пришел? – начало Олиной фразы он слышал, но потом они переключились на пушистый комочек, который сейчас чудесным образом спал, свернувшись клубком на женских коленях, будто бы каждый день на машине по городу ездил, и ничего его в этом не удивляет, и, что особенно важно, не пугает.

До круглосуточной клиники они все-таки добрались. Можно в очередной раз поражаться тому, как каждую зиму город встает в десятибалльные пробки, так удивляясь снегу зимой, словно случается он один раз в тысячу лет. Ждать им особенно долго не пришлось, и пройдя уже достаточно привычный для Андрея квест, в виде записи его фамилии коренными американцами на слух, вскоре они стояли уже в просторном светлом врачебном кабинете, а виновник торжества обследовал стол для осмотра, на фоне размеров которого и вовсе выглядел крошечным, - Дайте-ка угадаю, - женщина-ветеринар заговаривает с ними, параллельно надевая перчатки, - Ребенок принес с улицы котенка? – собственно, если до этого момента Вяземскому и было неловко, то сейчас это ощущение увеличилось стократ. – Нет, не угадали, - он улыбается врачу, - Я его принес. Снял с дерева, - ну уже чтобы других лишних вопросов не возникало. Поверила ветеринар ему или нет – значения не имело, хотя конечно же Андрей меньше всего чисто визуально был похож на человека, который полезет на дерево.

- Это мальчик, ему не больше двух месяцев, - в руках врача котенок вел себя на удивление послушно, может быть их каким-то особенным премудростям учили в обращении с животными, - Визуально он здоров, но я возьму анализы на всякий случай, заодно обработаем его от паразитов. У Вас ведь раньше были животные? – смотрела она почему-то именно на Андрея, видимо, считая, что если уж взрослый человек полез снимать кота с дерева, значит ему это не впервой. Про лошадей и охотничьих собак Вяземский благополучно молчит, лишь отрицательно качая головой.

После примерно двух часов пребывания в клинике, они из нее выходят, не только с проверенным по всем медицинским параметрам животным, но и с кучей рекомендаций о том, как кормить маленького котенка, пакетом витаминов и пищевых добавок к корму, переноской и расписанием последующих визитов для осмотров и прививок. – Кто бы мог подумать, что тут столько нюансов, - Андрей убирает очередные пакеты в багажник автомобиля, хотелось пошутить, что впредь он будет обходить стороной маленьких детей на улицах, но и так ясно было, что он в любом случае вызвался бы помочь. Правда оставался еще момент, о котором Вяземский должен был подумать много раньше, а вовсе не теперь, когда они ехали домой из ветеринарной клиники. Ему следовало бы изначально, еще только переступив порог, спросить у Ольги, не против ли она, что животное останется жить с ними, - Оля, я должен был спросить раньше, но ты не против, что он останется с нами? Можно, конечно, поискать ему дом, но что-то мне подсказывает, что это будет трудно, - вообще-то мужчина ни малейшего представления не имел о том, как это происходит, и наивно полагал, что беспородного пристроить в добрые руки практически нереально.

Конечно же отдать он его никуда не смог бы. Точнее как – смог бы, вот той девочке, что привела его к  дереву, или кому-то действительно очень ответственному. По крайней мере Андрей так думал ровно до того момента, как Оля задала ему закономерный вопрос. По факту же стоит понимать, что вряд ли бы хоть кто-то сумел завоевать доверие мужчины настолько, чтобы вот теперь он отдал этому кому-то животное. Обязательно нашлось бы пусть и одно, но безумно весомое «но», которое перевесило бы все остальные положительные качества. – Честно? Нет, не смог бы, - Вяземский пожимает плечами, - Но было не очень вежливо с моей стороны вообще не спросить тебя, - эта квартира, как и вся жизнь мужчины, перестали быть только его с того самого момента, когда он увидел знакомое женское лицо в глубине лекционного амфитеатра, а то и много раньше, с самой первой встречи – и теперь все это их, общее. И для Вяземского этот факт также прост и естественен, как то, что небо – голубое, трава – зеленая, а люди благодаря силе тяготения обыкновенно не ходят вверх ногами. Поэтому и правильно было бы спросить прежде. Но… как вышло, так вышло.

- Почему ты так думаешь? – когда автомобиль останавливается на светофоре, Андрей берет девушку за руку, оставляя вторую руку на руле, - Мы, в конце концов, с чем только не справлялись, - говорить было легко, ведь как известно, за теми животными, что некогда принадлежали Вяземскому, ухаживали специально обученные люди. Он, конечно же, прекрасно видел, хорошо ли подкованы лошади, расчесаны ли у них гривы, сыты ли собаки. Но весь процесс от начала и до конца, с бесчисленным количеством нюансов, никогда не проходил. Вероятно, те опасения, что высказывала Глинская, были вполне оправданы, но принять их мужчина никак не мог. Ему искренне казалось, что если вместе, то справиться можно с чем угодно. В одиночку – тоже, но так больше не хотелось, да и не требовалось. – У нас получится, я уверен, серьезно, - кажется, что говорили они хоть и о маленьком пушистом котенке, но в тоже время и о чем-то намного большем, пусть и спрятанным и завуалированным так далеко и глубоко, чтобы не быть узнанным.

Все это являлось для Андрея настоящей нормальной жизнью, которой он хотел всегда. Никогда не стремясь ни к какой-то мировой славе, ни к военным или политическим свершениям, ни к каким почитаниям и лаврам, которых можно было бы достичь, в том числе и будучи Иным, обладая знаниями и возможностями, по-настоящему мужчина хотел самого простого счастья. А простое, как известно, очень тяжело достижимо. Счастье это заключалось в том, чтобы возвращаться домой, а не менять города и страны. Счастье это заключалось в том, чтобы дом не встречал тебя нежилой пустотой, чтобы утром было для кого варить на чашку кофе больше, кого обнимать ночами. Чтобы можно было, в конце концов, хотя бы попытаться жить тем самым настоящим, о которым ему столько говорила, да и говорит Ольга. И чтобы это настоящее было в радость, позволяя тем самым планировать будущее не бесплотными и болезненными мечтами, а вполне исполнимыми. Теперь все это есть. И все это заключено в женщине, что сидит с ним рядом на пассажирском кресле с маленьким котенком за полой ее пальто.

Впрочем, за порогом своего нового дома, кот перестает быть маленьким спящим пушистым комочком, и с важным видом отправляется осматривать новое место жительства. Андрей забирает у Ольги пальто, обнимает, целуя в висок, - Поужинаем разогретым?  - мужчина улыбается, почему-то сейчас это не кажется совсем уж неприемлемым, хотя Глинская была права, обыкновенно Вяземский такое не любил. Можно было себя утешить разве что тем, что бутылка вина за эти пару часов точно хуже не стала.

Вопрос с именем действительно был важным, и в тоже время – сложным, потому как идей в голове пока что не было от слова совсем. – Знаешь, мне кажется, что он нам сам подскажет, как его назвать, - Вяземский с интересом наблюдает за тем, как котенок, видимо, завершает осмотр владений, обнюхивая сейчас кресло и лежащие рядом на полу книги, которые сам же Андрей и забыл еще вчера убрать на место.
Теперь на кухне появляются миски на полу с водой и кошачьим кормом, скоро на одежде и мягких поверхностях появится кошачья шерсть, и это не смущает, вовсе нет. Даже думается, что уюта добавит. Он помогает Ольге принести ужин в гостиную, достает бокалы, разливает вино, устраиваясь на диване, - Давай поставим живую елку? – вопрос он помнил, но ответить получилось только сейчас, во всех этих хлопотах с животным. – Большую такую, под самый потолок, что думаешь? – Вяземский делает небольшой глоток вина и смотрит на Ольгу, - Я тоже давно не украшал дом к Рождеству, - он чуть улыбается, но на удивление не грустно даже, - Можем купить винтажных игрушек, они сейчас во всех антикварных продаются по всему Нью-Йорку, - нет ничего странного в том, что такие елочные украшения нравятся мужчине намного больше современных, в некоторых вещах он был неизменим.

Котенок тем временем засыпает, что, наверное, присуще всем детям – быстрая смена активного бодрствования и крепкого глубокого сна. Вяземский отставляет бокал, наклоняется вбок, всматриваясь в уже не в пушистый комочек, а растянувшегося пузом кверху кота.  – Оль, половина кота на томике Пушкина, вторая половина – на Достоевском. И какое имя ему дать тогда? – он легко смеется, переводя взгляд с уснувшего прямо на книгах кота, на Глинскую, ожидая от нее вариантов.

Андрей смотрит на Ольгу, слушает то, что она говорит, и неминуемо приходит к одному-единственному, крайне закономерному и в тоже время до банального простому выводу – ему с этой женщиной безумно повезло. Подтверждений тому было столь много, что перечислять можно было бесконечно, но в конкретной ситуации, в которой они оказались сейчас, речь шла о том, что какая-нибудь другая гипотетическая женщина на месте Глинской могла бы начать возмущаться, спорить, ругаться, а то и вовсе ставить какие-либо свои условия, в то время как Ольга, кажется, зачастую понимала Вяземского лучше, нежели он сам себя понимал. Впрочем, Андрей, в свою очередь, не смог бы и представить никакую другую, даже совсем гипотетическую, женщину на ее месте. Не существовало таковых. Ни раньше, ни теперь.
- Оль, если я зимой в Нью-Йорке увижу бездомную лошадь, сидящую на верхушке дерева, то уж поверь мне, я не просто позвоню, я пришлю тебе видео, - Вяземский смеется, нисколько не сомневаясь, что невольно создал настолько широчайший повод для шуток, что иссякнет он очень и очень нескоро. Но, собственно, мужчина и не был против. 

Еще бы не хотеть елку! В конце концов, это их первое Рождество. – Правда хочу. Настоящую, чтобы в гостиной был запах хвои, как… как в детстве, - уникальное сочетание христианского праздника и отнюдь не религиозных традиций, но именно это рождало столь теплые, столь приятные воспоминания, что отказаться было просто-напросто невозможно. Впрочем, свое отношение к религии и вере Андрей сохранил каким-то чудом, пусть и не прикладывал к тому никаких специальных усилий. Просто так получилось. Для Иных это было странно, конечно, но к собственным странностям мужчина уже очень давно привык, даже таковыми их не считая. Как и не считая необходимым соответствовать какому бы то ни было большинству.  – Помню такие, - мужчина улыбается в ответ, - Поищем, где-то же наверняка они еще сохранились, - в конце концов они жили сейчас в то время, когда покупалось и продавалось вообще все, и пусть в более глобальных смыслах это было страшно и неправильно (по личному скромному мнению Вяземского конечно же), то в плане поиска винтажной гирлянды или чего-то подобного – прекрасное было время. – Я хочу коллекцию солдатиков. – звучало это странно, очень неожиданно, если не сказать больше – по-детски, но при словах Ольги про гирлянду вспомнилось еще и это почему-то, - Отец подарил мне их на Рождество, когда мне было пять, кажется, - он не просто очень отчетливо помнил этот момент, как и многие-многие другие из детства, так и продолжал не только называть, но и искренне считать своим настоящим и единственным отцом Павла Петровича, и никого другого. И пусть он покинул этот мир, когда Андрею было всего пятнадцать, он успел дать сыну столько, что самому мужчине придется очень постараться, чтобы дать хотя бы часть от этого своим детям, которые у него однажды все-таки будут, — Это были не совсем солдатики, конечно, а Лейб-гвардии Преображенский полк, хотя рядовые в наборе тоже присутствовали. К елке это имеет мало отношения, просто прочно ассоциируется с Рождеством из детства, - наверняка, пройдет время, и у них появятся какие-то свои собственные, понятные только им двоим традиции, связанные с тем или иным днем или памятными датами. Для этого не нужно делать что-то специальное, такие вещи случаются сами по себе.

- Как бы он нас воспитывать не начал, - Андрей легко смеется, в действительности задумываясь о вещах куда более серьезных. Он не знает доподлинно, каково это – заботиться о беспомощном существе. Все, о ком он когда-либо заботился в своей жизни, были более… дееспособны, если говорить казенным языком. А сейчас он смотрит на Ольгу, сидящую рядом, слушает ее, и отчетливо понимает, что никто лучше со всем этим и не справится. Идет ли речь о маленьком котенке, или же о детях. Вяземский не знает, как это – быть родителем. Но интуитивно, совершенно искренне и безапелляционно уверен, что Глинская была прекрасной матерью для своих детей. И еще будет ею. О таких вещах говорить, возможно, рано еще, особенно учитывая прошедшие события, им стоит еще какое-то время просто пожить вместе, да и когда впереди неограниченное количество времени, есть ли смысл торопиться? А не торопиться он, к тому же, обещал. И все же мысль эта не покидает мужчину, даже оставаясь не озвученной, рождая в его сердце череду новых, непривычных чувств и эмоций, но они ему абсолютно точно нравятся. – Не знаю никого, кто мог бы позаботиться о беззащитном существе лучше. И я это серьезно, - в словах Андрея и правда не было ни тени лукавства, они не служили очередным комплиментом и вовсе не были приукрашены.

- Ага, литератором, - Вяземский смеется, радуясь, что кот просто спит на книгах, а не точит о них когти, например, ибо это было бы просто-напросто кощунственно, - Ничего себе вопрос, - Андрей делает еще один глоток вина, переводит взгляд с уснувшего котенка на сидящую рядом Ольгу, но ответ простой и однозначный в голову не приходит, - Из них двоих? Если сейчас, то, пожалуй, Достоевский. Возможно это свидетельствует о возрасте, - шутка так себе, конечно, но и доля правды в ней тоже присутствует, - Правда, как можно однозначно ответить? С Пушкиным я был знаком лично, мне доводилось несколько раз читать рукописи до того, как они выходили в свет, и я правда считаю его гением с весьма близкими взглядами для меня тех лет, - это было, пожалуй, необходимым уточнением, - Достоевский ближе по времени, он воспринимается острее. Я, кстати, слышал, что в России будущие следователи изучают «Преступление и наказание», если это правда, то не все еще потеряно, - улыбка выходит немного то ли грустной, то ли скорее задумчивой, - Ну а ты? Кто из них двоих тебе ближе? Или не из них, а вообще?

- Все хорошо? – Андрей с легкой обеспокоенностью смотрит на Ольгу, - Бледная ты что-то стала, - а может ему просто показалось, или свет в гостиной так падает… переменчиво. Порою он всерьез задумывался о том, что вообще происходит в ее голове, какие мысли ее посещают, и ладно бы если б они всегда были приятными или просто проходящими, но в этом мужчина как раз практически не сомневался. Они оба были достаточно сложными во всех отношениях людьми. С отягощенным прошлым, если так можно выразиться, у каждого своим, но, пожалуй, равноценно не простым. И сколько бы они ни договаривались жить настоящим и будущим, от того, что оставалось за плечами, было не отделаться просто так. Да и не следовало бы. 
Еще и поэтому Вяземскому было неловко что-то спрашивать о прошлом, тем более о семейной жизни, о детях. И конечно же он был рад, что Ольга была готова рассказывать. Кажется, что этот уровень доверия возник как-то едва ли не сразу, что не могло не радовать.

Он невольно усмехается на слова о лейб-гвардии, - Ну что же Вы начинаете? Чуть позже вполне мог бы быть какой-нибудь кавалерийский, с бравыми гусарами. Это ж какая ювелирная работа, представляешь, раскрасить такую форму вручную, да еще и при таком размере фигурок? – тогда вообще все делалось вручную, еще и потому эти вещи, что так или иначе всплывали в памяти, имели особую ценность. Нет, конечно же, Андрей был бы безумно счастлив найти именно тех солдатиков, вот тех самых, что были подарены ему отцом больше двухсот лет назад. Он никак не мог вспомнить в какой момент потерял их из виду. Совершенно точно сам не отдавал никому, они хранились в особняке, и ими вероятнее всего некоторое время играл Кирилл, может быть племянники, когда бывали в гостях, но не более. Покидал сначала столицу, а потом и страну Вяземский уже точно без них, хотя ему конечно же удалось забрать очень и очень много. Что с ними стало? Ими потом играли какие-нибудь советские дети? Или их просто переплавили? Почили под гнетом времени? Или переходя из рук в руки ушли в какую-то частную коллекцию? Это просто Вяземский раньше о них не вспоминал, не то точно бы уже занялся этим вопросов, наверняка отыскав по миру все оставшиеся экземпляры, если вообще были таковые. Производство же тоже было индивидуальным, а потому теперь можно найти разве что очень похожие и примерно такие же по возрасту, а те же самые… это только если совсем крупно повезет, на грани с чудом.

- Меня работа-то рано вставать не приучила, - Андрей смеется, потому как в Дозоре в этом плане было относительно комфортно, можно было прекрасно спать до обеда, потому как вся активность обычно раньше вечера не начиналась. С Университетом было сложнее, но мужчина старался… Старался не ставить себе лекции с самого утра, да. Когда подавляющую часть своей жизни ты лишен необходимости использовать какой бы то ни было будильник, и прекрасно себя чувствуешь, просыпаясь в районе трех часов дня, перестроиться весьма непросто, особенно когда нет на то железной необходимости. – Но зарекаться не буду, конечно же, - он вновь бросает взгляд на спокойно спящего котенка, и этот благостный вид вовсе не предвещал какого бы то ни было адского кошмара, про которые любят рассказывать те, кто растил дома животных.

Как легко они могли переходить с одной темы на другую, и Вяземскому искренне казалось, что нет ни одной, о которой они не смогли бы поговорить, ну может быть кроме чего-нибудь слишком уж узко специфичного. И он сам всегда рад был поддержать с Ольгой абсолютно любую беседу, хоть о литературе, хоть о чем бы то ни было еще, но вот это движение кромкой бокала по нижней губе весьма серьезно отвлекало. Одно дело иметь воспитание и выдержку, чтобы не демонстрировать ежесекундные эмоции, а совсем другое оставаться при этом по сути своей обычным человеком, который их не испытывать априори не может. И Вяземский не был исключением из этого правила.

И если про Достоевского он еще слушал вполне серьезно, то при речах об Александре Сергеевиче уже невольно заулыбался, - Нисколько в этом не сомневался, - он даже как-то машинально поднимает ладони, будто бы имитируя жест полнейшей капитуляции, потому как к чему еще мог привести разговор о дуэлях, не так ли? – Очень разные гении, впрочем, они все – разные. И не все, что, как ты сказала это называется, классика из школьной программы, во мне откликается, и это нормально, - про то, что теперь на Родине считают классикой и изучают в школах Андрей знал весьма посредственно, не особо интересовался этим вопросом, хотя может быть и зря.  – Мне никогда действительно не был близок Толстой, и я восхищаюсь творчеством Бунина, Гумилева и Бродского. Жаль, что не довелось познакомиться лично с последним. К тому же… когда ты так делаешь, я совершенно теряю нить повествования, - Вяземский улыбается, все же легко касаясь руки Ольги, все еще держащей бокал.

Отредактировано Andrey Vyazemsky (2021-10-25 23:21:33)

Равенства и правда не существовало, Андрей прекрасно это знал и признавал, а потому с улыбкой и совершенно согласно кивает на слова Ольги, всецело соглашаясь с каждым из них. И не важно даже, говорила ли она про солдатиков или про что-то куда более серьезное и важное. Вяземский готов был соглашаться едва ли не с чем угодно просто за то, что имел возможность ежедневно слушать этот голос.
- Я нисколько не сомневаюсь, что он будет прекрасным учителем, - Андрей кивает на уснувшего котенка, и пусть он не имел опыта в подобном содержании домашних животных, но все-таки видел, как растут лошади и охотничьи собаки, а бывая в имениях имел счастье наблюдать за щенками, да и котятами, что часто жили у крестьян, и те определенно казались крайне непоседливыми созданиями. Щенки и котята, не крестьяне конечно же. Впрочем, он и к тем, и к другим относился весьма уважительно.
Что же до опыта с детьми, как и с непосредственными военными действиями, так оного у Вяземского не было. Возможно, ему просто повезло, в особенности со вторым. Однако сейчас эту тему развивать не хотелось, так как Андрей понимал, что воспоминания у Ольги с этим связаны не самые легкие, а вечер – напротив, несмотря на все внезапные события – выходил более чем приятный.

- Схомячил? – нет, слово совершенно точно было русским, из такого легкого разряда жаргонизмов, даже слух-то толком не резало, вполне вероятно, что некогда Вяземский его даже слышал, но наверняка уверен все-таки не был, - Нет, я понимаю, что это значит, но звучит так… забавно, - мужчина улыбается, - Вообще ты бы видела как на меня смотрели, когда я разговаривал с людьми, в особенности сразу после возвращения в девяностые, - кому-то было смешно, кому-то странно, а самому мужчине отчасти неловко, но все же совершенно не потому, что он считал, будто говорит как-то неправильно, а скорее от того, во что за семьдесят лет превратился его родный язык в его же родной стране. Та же Василиса подшучивала над его манерой общаться, вполне по-доброму впрочем.

Он не мог никак иначе на это реагировать, да и не хотел. Зачем, если здесь нет ни смысла, ни места для какого-то пустого притворства. – Может мне нравится, как ты смущаешься? – это тоже было чистой правдой, потому как у Ольги тут же появлялся чудеснейший румянец на щеках, от которого и вовсе невозможно было оторвать взгляд. – Не меньше, чем литература, - порою лучше оставить разговоры, уступив место чему-то более важному и нужному, прямо как сейчас.
- Если честно, я таких не встречал, может быть кроме самого Льва Николаевича и его супруги, - Андрей с улыбкой пожимает плечами. Еще до некоторой опалы, в которую попал Толстой, несмотря на невероятный успех его произведений, мало кто говорил в открытую и безо всяких «но», что им это именно нравится. Обсуждали – да, дискутировали, искали потаенные смыслы, но чтобы всецело было по душе – таковых Вяземский не припомнит. Лев Николаевич безусловно был гением, но Андрей был от гения весьма и весьма далек. – Когда-нибудь я предложу своим студентам прочесть «Войну и мир», если вдруг решу взять себе обоснованный отпуск на полгода, - это было практически смешно, потому как мужчина не сомневался, что даже если и найдутся те, кто осилит произведение, то явно не быстро, и уж совсем не факт, что с восторгом и удовольствием.

- По-твоему Александр Сергеевич спал неспокойно? – не то, чтобы это был серьезный вопрос, скорее шутливый, но не спросить было просто-напросто невозможно. Впрочем, они же сейчас решали крайне важный вопрос, а именно то, как будут звать нового жильца в их доме, даже… нового члена семьи, ведь так тоже можно сказать теперь? – По-моему, пока что он Феденька, а вот как подрастет, станет самым натуральным Федором Михайловичем, - котенку, кажется, пока что было абсолютно все равно, он просто спокойно спал себе на разложенных на полу книгах, иногда подергивая лапками, будто бежал куда-то во сне. Зрелище было невероятно умилительное.

- Наверное, не стоит его тревожить, - отчего-то Вяземскому казалось, что Федор Михайлович, если потребуется, сам найдет спальню своих хозяев и затребует у них все, что его кошачьей душе угодно, для этого достаточно будет только прийти и характерно помяукать. Прежде, чем уйти спать, он заполнил миски кормом и водой, хотя весьма наивно было думать, что этого будет достаточно для долгого и спокойного сна.

- Ну тише-тише, - судя по всему ночь еще закончиться не успела, потому как за окнами стояла кромешная темень, а в не меньшей темноте спальни, внизу горели два круглых глаза. Маленьких, конечно, зато звук был вполне себе, - Ты сейчас всех тут разбудишь, ну что случилось? – Вяземский говорил шепотом, осторожно спустив босые ноги на пол, лишь бы не наступить, подхватывая голосящего Феденьку на руки, выходя с ним из комнаты и прикрывая за собой дверь, чтобы не разбудить Ольгу. – Итак, еда и вода у тебя есть, - вместе с котенком на руках он прошел дальше по квартире, убедился, что с лотком это создание подружилось как-то самостоятельно, зато теперь было абсолютно не понятно, что же ему требуется.

Можно было бы подумать, что нет ничего проще. Маленькому существу нужна вода, пища, безопасность и тепло. И всего этого в квартире было предостаточно. Включая возможность спать практически везде, где хочется, есть качественный корм из красивой миски, удовлетворять природное любопытство, исследуя огромные по меркам котенка пространства со множеством поверхностей и просто всяких занимательных предметов. Но это только на первый взгляд.

Сейчас Андрей стоял в гостиной, босиком, и тщетно силился понять, что же их новому члену семьи вдруг посреди ночи потребовалось. Очевидно, что вразумительного ответа не было, но когда мужчина взял котенка на руки, тот неожиданно притих.

- Все-таки мы тебя разбудили, - Андрей просто констатирует факт, поворачиваясь к вошедшей в гостиную Ольге и улыбаясь ей. Кто из них двоих стал причиной пробуждения выяснять нет смысла. – У Андрея Павловича ровно ноль предположений, - мужчина пожимает плечами, на что получает характерный писклявый ответ от пушистого комка, устроившегося у него на руках. Не понравилось ему, видимо, несогласованное телодвижение.

- Что он может хотеть? Внимания посреди ночи? – Вяземскому и правда было интересно, в конце концов, надо же теперь учиться взаимодействовать с Федором, каким бы загадочным он не был. – Скучно стало? Или страшно? – почему-то мужчина был уверен, что Глинской виднее, что она откуда-то наверняка знает, чего же их новообретенный котенок хочет на самом деле.

- Вообще-то я думал просто взять его к нам, но тебя будить не хотелось, - Андрей осторожно, чтобы лишний раз не потревожить котенка, подходит ближе к Ольге, касаясь губами ее плеча. Лунный свет мягко освещает ее лицо, и в такие моменты кажется, что ему, в принципе, больше ничего не требуется в этой вечности.  – Сейчас-то он вроде бы успокоился, - и ровно после этих слов Вяземский совершает фатальную ошибку, сам еще того не осознавая, а именно – он опускает котенка на рядом стоящий диван. И по разумению мужчины, должен был их названный Федор спать себе дальше на мягком диване и видеть свои кошачьи сны. Но не тут-то было.

Все, что Вяземский успел сделать, так это только начать поворачиваться в другую сторону, а создание уже проснулось, оглянулось по сторонам (кошки-то в темноте прекраснейшим образом все видят), убедилось, что дислокация сменилась, и, вероятно, оставшись таким положением дел недовольно, принялось буквально орать с новой силой. – Это, между прочим, самый настоящий шантаж! – мужчина легко смеется, снова беря котенка на руки, - Ольга Михайловна, кажется нам не оставляют совершенно никакого выбора! – да и какой тут мог быть выбор, условия были выдвинуты весьма однозначные, и ничего другого, кроме как отправиться в спальню всем вместе и не оставалось. Нет, ну можно было бы продолжать стоять посреди гостиной, но это уж слишком.

Котенок устраивается где-то у Андрея на плече, при этом умудряется вытянуть лапы так, чтобы захватить и Ольгу тоже. Видимо, даже в столь малом возрасте он уже чувствует себя хозяином положения, дома и людей в этом доме. И это даже трогательно, что уж тут скрывать.
Андрей думает сейчас о том, что он безмерно счастлив. И счастье это действительно заполняет собой вообще все пространство, и нет ему ни конца, ни края. И что счастье это познается в самых простых и обыденных вещах. В этой ночной тишине, в какой-то самой элементарной семейной жизни, в спокойном и размеренном дыхании рядом. В возможности взять ее ладонь в свою, переплетая пальцы, и чувствовать нежность кожи и тепло.

Все события этих двух столетий стоило прожить и пережить ради этого. И оказались бы они в сотни раз сложнее и тяжелее – все равно стоило бы.
Андрей снова вспоминает недавние слова Глинской. Пожалуй, да, к нему действительно ничего извне не пристает.  – Оль? Ты мне разгадку так и не сказала, - мужчина улыбается, хотя не факт, что ей это видно в темноте плотно зашторенных окон, но наверняка прекрасно слышно в голосовых интонациях, - Как мне уснуть, если я ответа так и не узнаю? – Вяземский больше шутит, конечно, но знать и правда интересно. Ему вообще интересно все, что Ольга думает, мнение ее по любому поводу. Это ведь потрясающая возможность узнавать человека снова и снова, может быть вообще никогда не прекращать этого узнавания. Благо говорить они могли о чем угодно, как и обсуждать, пожалуй, любую тему.