- Даже полушутливо сказали, что можно перенести первую утреннюю лекцию во вторник, - еще пару недель назад и сказали, когда вручили Вяземскому именное приглашение на две персоны на традиционный благотворительный вечер, который каждый год проводился в Колумбийском университете в первый понедельник после Пасхи. Именно перенос первой лекции помог бы Андрею не больше, нежели мертвому припарка, потому как если уж приходилось вставать с постели раньше полудня, то чувствовал он себя как те зомби из популярных американских ужастиков, а потому, благо у мужчины была возможность легко менять свое расписание, перенес первые две утренние лекции вторника на его же вторую половину.

Пасха была таким же важным праздником, как и Рождество, и так уж случилось, что ни долгие годы, ни многие знания о мире и Сумраке не нивелировали в мужчине своеобразную веру в Бога, воспитанную по большей части отцом еще в далеком детстве. Потому Андрей исправно посещал праздничные богослужения в православных храмах тех городов, где эти праздники его заставали, а в последние годы – это был Нью-Йорк.

Они с Ольгой, кажется, вопросы веры не обсуждали, но первое, что он подарил ей в этой их новой жизни – был крестик из церкви в Петербурге, а в этот раз они вместе ходили на пасхальное богослужение, и это для Вяземского действительно было важным и много значило.

Сегодня мужчине особенно везло, потому как занятий никаких в этот понедельник у него не было, и раньше восьми вечера появляться в здании университета было попросту незачем. Кажется, даже кот смилостивился над хозяевами, и дал им поспать без концертов и игр, что уже было достижением.

Грядущий вечер же еще был важен и тем, что пару недель назад они с представителями ректората обсуждали возможность открытия на базе Колумбийского университета центра русской культуры. Этот проект был бы уже куда больше просто литературного курса, который читал сам Андрей. Появилась бы возможность привлечь талантливых соотечественников к разработке различных программ, устраивать мероприятия, выходящие за рамки студенческих междусобойчиков, наладить связи с другими университетами как в штатах, так и в других странах, в том числе и в России, чего самому Вяземскому бы безумно хотелось.

- Я правда не до конца понимаю, в чем они видят проблему, - мужчина только что разлил по чашкам свежесваренный кофе, и теперь они сидели на залитой апрельским солнцем кухне, в середине дня, вдыхая крепкий аромат. Разве не идеально? – Я ведь предлагал им покрыть расходы на открытие центра, а уже в дальнейшем получать для него спонсорскую помощь извне, но они считают, что так поступать нельзя. Знаешь, в какой-то момент этого разговора мне показалось, что я нахожусь в низкопробном кино, и сейчас они скажут, что боятся какой-нибудь пресловутой русской мафии, - Андрей смеется, одновременно любуясь веснушками на лице Ольги, которые с приближением лета становились будто бы чуть ярче, - Поэтому помимо детей-сирот и мигрантов они хотят сегодня найти инвесторов в этот проект, - Вяземскому не было нужды снова говорить о том, насколько он загорелся созданием этого культурного центра, и насколько важна для него возможность воплотить эту идею. Во-первых, он уже не один раз говорил об этом Глинской, а, во-вторых, по нему банально было видно, уж Оле так точно, ведь она прекрасно его понимала и знала.

Это был день ленивых, никуда не торопящихся сборов и приготовлений, часть из которых заключалась в случае Андрея в лежании на диване в компании кота и книги. Все же были свои плюсы в разных бытовых заклинаниях. Например, можно было одним движением привести в идеальное состояние рубашку, костюм и ботинки, и не тратить на это уйму времени. Вообще мужчина давно не посещал какие-то подобные мероприятия, а вместе с Ольгой они, кажется, и вовсе в таких ситуациях не оказывались. Лет так двести с небольшим, после единственного их бала в особняке на Мойке. Здесь другой континент, страна, время и люди, но нечто общее все равно остается. Или Вяземскому хочется, чтобы так было. А вообще, пока он не открыл какой-нибудь реконструкторский клуб, все с ним и его ностальгией в полном порядке.

- Готова? – последние минут десять Вяземский занимался тем, что уворачивался в гостиной от кота, считавшего своим долгом потереться о выглаженные черные брюки. Так или иначе, по выходу из квартиры придется снова прибегнуть к легкой бытовой магии, потому что пушистый Федор явно в этом раунде у мужчины выигрывал. – Ты прекрасна, - он повернулся к Ольге, когда та вышла в гостиную, и скрывать восхищение не было никакого смысла. Она была для Андрея самой красивой всегда – и с растрепанными после сна локонами, когда щурилась от заглядывающего в окна спальни солнца, и когда долго и тщательно готовилась к выходу, используя все эти неведомые ему женские штучки. – У меня тут есть кое-что, - коробочка была стандартной, а вот серьги, лежавшие в ней, напротив. Эксклюзивная ручная работа, единственные в своем экземпляре, к тому же проделавшие долгий путь от ювелира, живущего в предместье Лиона, до Нью-Йорка. Но, пожалуй, они того стоили, определенно стоили. Андрей не считал, что подарки стоит делать только к каким-то общепринятым датам. Ему достаточно было что-то увидеть, решить, что он хочет это подарить, и все, цены и даты уже не имели ровным счетом никакого значения. Подарок – это не ярлык с ценником в той или иной валюте, это отношение и эмоции. Как, например, солдатики Преображенского полка, которым теперь было выделено отдельное почетное место в шкафу гостиной. Когда Ольга их подарила, он испытывал те чувства и эмоции, которые ничем материальным не измерить. И искренне хотел, чтобы это у них было взаимно. – Интересно, помада смажется? – рисковать было опасно, и Вяземский осторожно целует женщину в уголок губ, прежде, чем трель телефона извещает о прибытии такси.

Отредактировано Andrey Vyazemsky (2022-03-29 21:52:23)

- Других таких точно нет, - конечно же Андрею приятно видеть радость на лице Ольги, видеть, что ей действительно понравился этот небольшой и скромный подарок, - Таких как ты – тоже, - порою Вяземскому кажется, что он не в состоянии уместить в себе все чувства, которые испытывает, и что даже с его откровенно хорошим уровнем красноречия порою бывает крайне затруднительно облечь их в слова. Иногда он сам себе не верил, что после стольких лет, занявших пока что значительно большую часть прожитой им жизни, они не просто встретились снова, но и продолжили этот путь вместе, несмотря и на другие преграды, встречающиеся на этом пути. Он знал, что любит Ольгу, кажется, всегда, с того самого момента, когда твердо заявил Елизавете Владимировне, что никаких невест искать больше не требуется (а ведь до их визита в дом Глинских он был вообще против всей этой затеи с женитьбой), и чувство это росло, крепло и взрослело вместе с Вяземским долгие годы. Может быть и поэтому до сих пор порою не верилось, что все по-настоящему, случалось, что мужчина просыпался ночью, убеждался, что ему не привиделось, обычно придвигался ближе, обнимая девушку, и только после этого снова спокойно засыпал.

Очень хорошо, что помада не смазывается. Жаль, что на проверку прочности этих чар отведено не так уж много времени, ограниченного все тем же такси у дома. Ничего. Достаточно просто мысленно еще раз напомнить себе, что впереди все та же вечность. Одна на двоих.

- И все же я не понимаю, какая им разница откуда эти деньги, если по документам все идеально? – Вяземский не возмущался, а это Олино «ты слишком русский», сказанное за поздним завтраком, до сих пор вызывало улыбку. «Я счастлив таким быть», - кажется, так мужчина и ответил, допивая крепкий свежесваренный кофе на залитой солнцем кухне в доме в Верхнем Ист-Сайде. – В конце концов, я тоже умею считать, иначе бы и не предлагал, - сейчас Вяземский особо не заморачивался состоянием своих счетов, зная, что в любой момент может проверить их состояние, знал, что практически любая покупка не ударит по его благосостоянию, и конечно же ему было совершенно все равно – сколько там ему платит Колумбийский Университет. Когда после смерти отца Андрей принял все дела княжеской семьи, заниматься подсчетом денег приходилось куда больше. Дай ему сейчас все эти бухгалтерские книги – он быстро вспомнит, что там к чему, и непременно сможет найти, где управляющий темнит и присваивает себе лишнего, а где средства расходуются не рационально. Сейчас во всем этом нет необходимости. Сейчас у Андрея есть счета в нескольких банках разных государств, есть неплохо выстроенные инвестиции, и этого хватает и будет хватать, как минимум, на несколько сотен лет вперед безбедной жизни, когда не приходится оглядываться на количество нолей в ценниках.

- Им русскую душу не понять. Как и русские кошельки, - Андрей не был любителем болтать с таксистами, но почти чистый русский этого мужчины удивил, а заодно напомнил, что стоит ставить полог, ограждающий от чужих ушей, хотя ничего предосудительного они с Ольгой и не сказали. – Пожалуй, Вы правы, - водитель все-таки оказывается достаточно тактичным, и в дальнейшую беседу не встревает, впрочем, и ехать им остается не так уж и много, к вечеру даже дороги большого яблока более или менее пустеют.

В этот век равноправия и воинствующего феминизма, который Вяземскому не понятен был от слова совсем, было нечто особенно ценное в том, чтобы первому выйти из автомобиля, открыть дверь, подать руку. Что-то удивительно правильное и приятное, стоило надеяться, что не только лично для него.

У них таких вечеров еще не было. Между единственным балом и ужинами в ресторанах остался пробел в виде вот таких мероприятий. И не то, чтобы лично Андрею они были остро необходимы, скорее нет, просто это добавляло в их уже общую жизнь что-то новое, что-то, что с ними случалось впервые.

Делать красиво здесь умели. Живая ненавязчивая музыка, декор, выдержанный в едином стиле, безупречно сияющие бокалы, вышколенные официанты (на кейтеринг же им не жалко было денег потратить), все это на фоне старинных, по местным меркам, проходов и залов лучшего университетского корпуса. – Чуть-чуть души не хватает, а в остальном красиво, как считаешь? – он говорит это на русском, шепотом, наклонившись к уху Глинской, впрочем, это было вполне в порядке вещей. Они как-то однажды договорились жить настоящим и будущим, если не окончательно, то хотя бы уж точно больше, нежели прошлым. И об этом обещании Вяземский прекрасно помнил. Поэтому считает, что и шампанское неплохое, и сам вечер обязан быть наполненным исключительно положительными эмоциями.

Время от времени с ними кто-то здоровался, перебрасывался парой ничего не значащих фраз, и с теми же улыбками они шли дальше, каждый по своей замысловатой траектории. Все же некоторые вещи в светских мероприятиях никогда не меняются.

- Добрый вечер, мистер Олдридж, - мужчина здоровается с ними первым, радостно протягивая Андрею руку, - Познакомьтесь, Ольга Михайловна Глинская, - нужно что-то еще добавить, будто бы этикет требует непременно обозначить принадлежность. Здесь не то общество, где говорят «моя женщина», а сказать «любовь всей моей жизни» было бы слишком шаблонно, пусть и являлось чистейшей правдой. Благо их собеседнику куда интереснее поздороваться, используя имя и отчество, что он и делает, старательно выговаривая каждый звук. – Это Генри Олдридж, руководит направлением по изучению иностранных языков, и очень любит отчества, - Андрей легко смеется, практически синхронно с собеседником, который еще и кивает, подтверждая слова Вяземского.

- Серьезно, Генри единственный, кто постоянно обращается ко мне, используя отчество. И каждый раз он безумно собой доволен, - к этому времени Олдридж отвлекается на кого-то другого, все опять закручивается в хаосе неспешных движений по залам.

Отредактировано Andrey Vyazemsky (2022-04-12 20:06:16)

Вяземский совершенно не против – пусть проверяют, если им так хочется. Найти ничего предосудительного все равно не удастся. Большая часть счетов все равно была в Европе, а то, что чисто гипотетически могли найти здесь, ну… продажа имущества на родине, какое-нибудь наследство, еще что-то в этом роде. Не мешало бы освежить в памяти, что там вообще по официальной и задокументированной версии, а то мало ли. Впрочем, сейчас это совершенно не важно. Так уж вышло, что ассимилироваться на уровне менталитета у Андрея не получалось нигде, и он давно с этим смирился. Впрочем, вероятнее всего именно мириться-то необходимости и не было, а трудности с ассимилированием были вызваны, в первую очередь, собственным стойким желанием мужчины этого не делать. Как и говорила Оля, к нему за все эти годы ничего не прилипло и не пристало. А еще у него, пожалуй, было несколько иное представление о том, что такое на самом деле доброе имя, но сейчас абсолютно не тот случай, чтобы развивать подобную дискуссию. Как-нибудь в следующий раз. А пока что Вяземский будет довольствоваться тем, что совесть его в любом случае чиста.

- Есть немного, - он кивает на слова Глинской о фантомных болях. Андрею это было слишком хорошо знакомо. Разве что он никогда не задумывался, что есть тому еще одно весьма четкое определение, - Ты очень точно подобрала эпитет, - мужчина также улыбается, как принято здесь улыбаться. Американцы вообще обожают улыбаться, к этому привыкаешь со временем, а Вяземский в силу обстоятельств, которые отправили его в Нью-Йорк и первого года своей жизни здесь, привыкать к этим улыбкам начал совсем недавно. – Но мы с тобой, как мне помнится, договорились жить в настоящем? – сейчас он улыбается уже по-другому, лично Ольге, - Знаешь, отличий и правда не так уж и много, - они снова с кем-то здороваются проходя мимо. Меняется мода, идет вперед прогресс, но некоторые правила, по которым живет общество, остаются практически без изменений. Есть свои нюансы, конечно же, но их не так много, и кому, как не им с Ольгой понимать это лучше всех других здесь? В конце концов, только у них здесь есть возможность сравнить собственный личный опыт.

- Вот эта компания, - Андрей взглядом указывает Ольге на группу мужчин средних лет, что-то увлеченно обсуждающих своим узким кругом и мало замечая, что вообще происходит вокруг, если не считать официантов, разносящих напитки, - Занимаются генетическими исследованиями. Как водится, гуманитариев они за ученых не считают, впрочем, и с другими не сильно ладят, - это обычно выглядит очень весело со стороны. – Я ведь всегда говорил, что нет принципиальной разницы между Иными и обычными людьми, - Андрею нет смысла расшифровывать, они достаточно много говорили об этом с Ольгой, и мнение друг друга по данному вопросу им известно, - Но когда я вижу, какие ожесточенные споры могут вестись между, например, физиками и лингвистами, начинаю думать, что разница все же есть, - хотя бы в том, что живя дольше и зная о мироустройстве значительно больше, принципиальная разница, собственно как и иерархия наук, попросту стирается.

На вопрос Ольги мужчина картинно округляет глаза, - Я надеюсь, что нет, - Вяземский легко смеется, потому что, с одной стороны, его не затруднит сказать какую-нибудь недолгую речь, соответствующую мероприятию, а с другой он не был любителем публичных выступлений, разве что за исключением лекций, которые он читал студентам. Андрей хочет было сказать что-то еще, но собственные ощущения останавливают. Странные. Не понятные. Какое-то фоновое волнение, словно легкий порыв ветра коснулся ровной водной глади. – Ты ничего не заметила? – Вяземский сначала спрашивает, и тут же сам себя ругает, потому как меньше всего хотел бы, чтобы Ольга о чем-то сейчас волновалась, - Похоже на выплеск силы, от которой Сумрак ощутимо штормит. Но, знаешь, мне ведь могло и показаться, - звучит вряд ли убедительно, потому что, во-первых, дойдя, хоть и не самым приятным способом, до второй категории, было бы весьма странно ошибаться в таких элементарных вещах, а, во-вторых, ни один Иной в здравом уме не поверит, что подобные ощущения могут быть настолько обманчивы. – Но сейчас все спокойно, просто не будем об этом? – отчего-то Вяземскому кажется, что это предложение не сработает, и что размышления, как минимум, фоном будут теперь сопутствовать им весь вечер. Весь самый обыкновенный вечер, который должен был быть наполнен непринужденными беседами, шампанским, музыкой и договоренностями об открытии центра, а никак не чем-то, хоть бы и косвенно связанным с Сумраком, Иными и тому подобным. Почему-то сейчас Андрею вспомнился старый его приятель, который требовал не пользоваться магией в его доме, а спустя несколько бутылок французского сбивал комаров фаерболами. С Воронцовым они в последний раз виделись в конце девяностых, но вряд ли Вяземский сильно бы удивился, встретив этого человека здесь под любой фамилией и в любой, подходящей ему, роли. - Скоро официальная часть начнется, пойдем? – правильнее всего отбросить лишние мысли, подозрения, за уши притянутые переживания, и просто наслаждаться происходящим, благо рядом с Ольгой ему это сделать совершенно не сложно.